Челтенхэм

Пока происходили эти радостные события, войска маршала де Круи вышли из Лондона и двинулись на Йорк. Старый лис де Круи рассчитывал этим маневром убить сразу несколько зайцев: во-первых, обеспечить себе безопасность тылов, во-вторых, развернуть эти тылы к морю, чтобы в случае чего иметь возможность морского снабжения, а противника, напротив, такой возможности лишить, ну и, в-третьих, раздавить, в конце концов, йоркское гнездо крамолы, а в случае удачи еще до зимы выйти к Бристолю и приступить к вытеснению конфедератов на восток, обратно в Шотландию.

Французы (а формально – английская королевская армия) беспрепятственно переправились через Нэн возле неприметной деревушки Нэшби, и тут обнаружился неприятный сюрприз стратегического масштаба – за близлежащими холмами их мирно поджидала неизвестно откуда взявшаяся армия конфедератов.

Встав лагерем у Нэшби и наблюдая за подходом королевских войск, Глостер писал Мэннерсу:

«Дорогой Роджер!

До меня дошли известия, что вы с Саутгемптоном наконец-то занялись переустройством театра. Вот уж действительно лучше поздно, чем никогда. Очень, очень рад. Пожалуйста, не покидай Лондона. Мой посланец передаст тебе две тысячи фунтов – это на оплату неотложных долгов и театральные нужды. Я надеюсь быть к ноябрю. Почаще бывай у короля, вовлекай его в свои театральные хлопоты, боюсь, как бы наш мальчик не захандрил. Ричард».

Однако, получив это письмо и деньги, Роджер поступил совершенно иначе, нежели советовал ему принц-регент. Сойдя с мели безденежья, он купил коня, обновил доспехи, в переметные сумы загрузил запас виски и, полный героического запала, помчался в Нэшби. Без особых трудов прорвавшись через заставы федералов, через двое суток, вдохновенный и навеселе, поэт предстал перед герцогом.

Ричард сидел за столом в палатке и что-то писал. При виде Роджера он уронил перо, поднял брови трагическим «домиком» и застонал:

– Боже, этого-то я и боялся. Куда тебя черти понесли? Здесь война!

– Именно потому что война. Я желаю сражаться, как старейший древнего рода – у королевского стремени.

– Возвращайся в Лондон и займись своим делом!

– Не вернусь, хоть на кол меня сажай!

Да, был в Бернисделе человек, не страшившийся герцогского гнева.

– Бен! – рявкнул Глостер, и голос его прокатился по полям и лощинам; многие, усевшиеся пообедать ратники, уронили ложки в котел, а на пороге возник оруженосец.

– Накормить и уложить спать, – мрачно распорядился принц-регент. – Развернете до конца мою палатку. Передай его сиятельство Гэйбу, а сам немедленно сюда, я жду.

Едва Бен появился вновь, герцог спросил:

– Где эта остроухая стерва Оливия?

– Во втором обозе, сэр.

– Срочно ко мне.

Красавица Лив, несмотря на то что изрядно располнела, была по-прежнему обворожительно хороша. Войдя в шатер, она гордо подбоченилась и с вызовом уставилась на владыку.

– На что ты похожа? – пробурчал Ричард вместо приветствия. – Сейчас же подбери волосы, видеть не могу. Да, да, сию же минуту. И вообще. Ты худеешь или нет? Ты где-нибудь видела толстого эльфа?

– Давай ближе к делу, – предложила Лив с заколкой в зубах. Стало ясно, что на свете есть еще один человек, который не боится герцога.

– Дело такое. Приехал Роджер.

На это Оливия ничего не ответила, но руки у нее упали, и сама она побледнела, покраснела и потом снова побледнела.

– Отослать его не могу, – продолжал Глостер, – уперся, как осел, хочет подвигов. Поручаю его тебе. Чтобы был накормлен, много не пил и, главное, чтобы не вздумал лезть в сражение. Удерживай как можешь, а в крайнем случае – как можно скорее зови меня.

– Вот еще, – заявила Оливия, до некоторой степени уже вернувшая изначальный апломб. – Пусть женится на мне.

– Это ваши внутренние дела, – огрызнулся герцог. – Разбирайтесь сами. Очаровывай. Пусти в ход свои эльфийские четыре ДНК.

Оливия вновь молодецки уперла руку в бок.

– А ты прикажи ему. Я царская дочь.

– Я не могу приказывать гению, – зарычал Глостер. – И твоя, и моя жизнь – дерьмо по сравнению с любой его строчкой, нас и вспомнят-то, может быть, потому что мы жили в одно с ним время! Кроме того, не представляю, как женитьба скажется на его творчестве… В любом случае ему виднее… Все, ступай, ты меня поняла.

* * *

Вечером Ричард устроил королю прогулку меж костров.

– Смотри, Лу, вот эти люди готовы завтра умереть за тебя.

Эдуард, несмотря на юные годы, оказывается, уже усвоил державную манеру говорить о присутствующих нижестоящего звания так, будто они за тридевять земель:

– Они так меня любят?