Пункт первый: отбиваю невесту у друга. Тут Диноэл прикинул и решил несколько снизить статус Олбэни. Ладно, пусть не у друга. У доброго друга и старого приятеля – так легче противостоять угрызениям совести. А совесть контактера – животное со сложным характером, она приучена проходить мимо многих неприятных вещей. Специфика работы Дина, очень удачно накладываясь на интуитивный стиль мышления, совершенно не способствовала развитию какой бы то ни было рефлексии, да и вообще любой формы самоанализа. Что хорошо для службы, что хорошо для Института, то и нравственно – так он рассуждал еще сравнительно недавно. Но теперь, впервые после пещеры, он подумал, что Института в его жизни больше нет, он действует на собственный страх и риск, и все равно вмешивается и ломает чужие судьбы, и никакой Айвен Тью не выпишет ему индульгенции. Ладно, пусть так, но ведь Ричард и вправду ясно дал понять, что никакой свадьбы не будет, Дин не врал Мэриэтт.
Это пункт второй нашей цирковой программы, подумал он. Вся чертовщина выводит на Ричарда, весь наш маленький оркестрик дудит под его дирижерскую палочку. В ночь беседы с королем стоглавое чутье Диноэла впитывало все – и детали швов вновь положенных плит в коридоре Уайтхолла, и скрип сапог главного палача, и все паузы и покашливания Ричарда, все оттенки интонаций – короткий и, казалось бы, малозначащий разговор много чего открыл, и много чего открыла сама тактика диалога, потому что Ричард давно уже выучил приемы обхождения с всевидящей Диновой интуицией, а Дин, в свою очередь, куда внимательней прислушивался к тому, о чем король молчал, нежели к тому, о чем он говорил.
Картина выходила неожиданная. Судя по всему, сделка с Джоном Доу еще не завершена, ситуация взведена как затвор, и что-то вот-вот полыхнет. И как раз для этого Дин и нужен Ричарду, хитромудрый чернокнижник чего-то от него ждет, отводит ему немаловажную роль во всей этой истории. Возвращаясь к уже приевшейся шахматной аналогии, Диноэл чувствовал себя игроком, которому показывают лишь часть доски и по косвенным признакам предлагают угадать движение основных фигур. Внутренний голос настойчиво советовал подыграть королю, хотя бы даже и вслепую – то, что им явно манипулируют, Диноэла не смущало, в их деле этого не избежать, да и слишком многое поставлено на карту, а все прочие варианты вызывают явный протест. Странно и непонятно было другое – по-прежнему загадочно молчало чувство опасности, фундамент и главный ориентир всех замыслов. Получалось, что устранение упрямца-контактера вовсе не входило в тайные планы короля Ричарда, а скорее даже наоборот. И вся штука в том, что ухаживание за монаршей внучкой в эти планы безукоризненно укладывалось, Дин чувствовал, что идет по правильному пути. Это вновь приводило его к отправному пункту.
Да, поступаю бесчестно. Это плохо. Смешиваю личные чувства с интересами дела – еще не лучше. Что же, все бросить и бежать, дабы не мешать счастью друга? По правилам благородных манер так и следовало бы поступить – немедленно уехать.
Исключено. Бросить дело на полдороге? После такого разве что застрелиться. И еще. Предоставить Мэриэтт возможность по ночам, под благонамеренный храп Олбэни, с грустью вспоминать о своем кратком романтическом увлечении? Но Диноэл вовсе не собирался превращаться в сентиментальное воспоминание. На своем столе он даже переменил позу – ему неожиданно пришло в голову, как одним словом можно охарактеризовать и объяснить ситуацию. Шанс. Эта ученая девушка с несказанной красоты глазами – его шанс на дальнейшую жизнь, в ее руках ключ от следующей двери в его судьбе, если только она согласится поддержать его на этом новом пути, все прежние дороги, похоже, закончились… Лишь бы развязаться со всей этой дьявольщиной, а там можно что-то и попробовать…
«А ты спрашивал мнение твоего шанса на этот счет? – вмешался притихший было «клинт». – Завтра она поцелует Олбэни под рев ликующей толпы, и крышка твоим светлым надеждам. Никто тебе ничего не обещал, да и то сказать, любой шанс – это рулетка. Займись-ка ты своим делом и попробуй умереть ради него – вот это самый подходящий для тебя выход».
Разумеется, в итоге на праздник он пошел, хотя благодаря обуревавшим сомнениям немилосердно опоздал – доскакал до Белгравии, пробежал под вереницей флагов, длинными черными полотнищами указывавшими, где в стародавние времена вокруг Старого крыла проходил ров, направлявший вешние и всякие иные воды вниз, к Гавани, миновал ворота, увешанные венками, сжал плащ в изысканный меховой жилет и быстрым шагом поднялся по уже опустевшей парадной лестнице, залитой светом входящих в моду газовых ламп. На гостевой площадке, прощальном шедевре Кугля, одиноком бастионе модернизма в духе Шехтеля, втиснутом в царство позднероманского и раннеготического стиля, Диноэла встретил Пенкрафт, управляющий дома Корнуоллов – не хочется думать, что еще сорок минут назад на этом самом месте с официальными улыбками встречали прибывших Мэриэтт и Олбэни.