– Бейкер, не забывай, ты сегодня главный. Давай с ребятами к скалам и удержи, удержи их для меня, удержи, пока Брекенбери не слезет. Как договорились, мы сейчас сделаем кружок и обратно в ущелье, ты остаешься один – на три четверти часа. Не волнуйся, шотландцев я подпер сзади киборгами, так что, если наши союзнички призадумаются, те им объяснят, что надо поторапливаться… Продержись, Бейкер, в любом случае я назову твоим именем улицу в Лондоне, центральную улицу, весь мир запомнит ее название, и уж поверь мне, оно переживет века. С Богом, давай. Сэм, ты меня слышишь? С тебя три залпа, не меньше. Всем приготовиться. Роджер, музыку.
Воздух над горами дрогнул, первые аккорды прокатились как громовые раскаты, и четыре самые английские из всех английских глоток, некогда спасшие производство вельвета на Британских островах, затянули нечто необычайное для этих краев:
– Что-то не очень, – с сомнением покачал головой Ричард. – Однако оружие к бою, господа. Сенокоса в этом году здесь не будет. Вперед.
С какой бы любовью автор ни рисовал карты места событий, читатель не обращает на них внимания – вспомним горькую участь стивенсоновского «Острова скоровищ» и втуне пропавшие старания Толкиена-младшего – и равнодушно пропускает ландшафтные описания. Но все же, пусть хотя бы для очистки совести, некоторые географические пояснения дать придется. Итак, в тратерской Англии нет Темзы. Есть Твидл – или Твидлуик – большая полноводная река, мирно текущая с севера на юг меж гор и равнин. Чудеса начинаются, когда он встречает на своем пути Бернисдель. Бернисдельское плато – это каменная плита почти прямоугольной формы, косо вросшая в земную кору, словно монета, упавшая в тесто. При встрече с ней Твидл проделывает первый фокус: он разделяется надвое, обтекая Бернисдель вдоль нижнего, ушедшего в земные толщи края и подгрызая верхний, торчащий край – так образуются два рукава, Западный и Восточный Твидл. Возле Лондона русло Восточного Твидла еще раз делится пополам множеством больших и малых островов, и так возникает еще и третье течение – Мидл Твидл.
На юге, добежав до пограничного с Шотландией Алурского графства и Джевеллинских хребтов, собрав целый венец бесчисленных притоков, рукава вновь соединяются и проделывают следующий трюк – не в силах с наскока преодолеть горную преграду, Твидл круто, совсем не по-речному, сворачивает на запад, к морским воротам Англии – Корнуолльскому графству и Бристолю. Однако удар его не прошел для джевеллинских стен бесследно – в месте поворота набравший мощь и размах поток продолбил в горных породах громадную котловину с далеко нависающими над водой сводами и балконами – озеро Тимберлейк, странную аневризму на речном русле с овеянной легендами черной водой. Над этим местом и возвышается та самая вершина, с которой Ричард Глостерский с таким жаром прокричал о своей верности родному краю, а среди каменистых холмов и пустошей левобережных предгорий и доныне стоят заброшенные замки вождей Южной Конференции.
Несмотря на тревожные донесения английского посла из Эдинбурга, в Лондоне шотландскому вторжению поначалу никакого значения не придали. Эка невидаль, в Алуре опять пограничный сыр-бор! Вот пусть бароны и преподобный Бэкхэм разбираются, за это им и деньги платят. К тому же для Маргариты и ее советников не секрет, что король Иаков никакой реальной властью у себя в стране не обладает, и вся шотландская политика – флюгер настроений разноречивых лордов оппозиции – сегодня пришли, завтра что-то не поделили – и след простыл. Да и всерьез противопоставить английской армии шотландцам нечего.
Даже когда пресловутая Южная Конференция во главе с преподобным Бэкхэмом расселась на кольях напротив челтенхэмских фортов, а Глостер занял все южное левобережье и вступил в Корнуолл, правительство мало прислушивалось к этим новостям. Подобные провинциальные мелочи в тот момент никого не занимали – шла грандиозная интрига, Франция против союза Верхней Тюрингии и Северной Рейн-Вестфалии, за которым чувствовалась рука коварного Филиппа Испанского, и озабоченный ситуацией Людовик XI много чего потребовал от своей лондонской родни.
Лишь когда пал Бристоль (герцог Корнуолльский, отец нынешнего герцога Олбэни Корнуолльского, с рыданиями обнял наглеца Глостера прямо в распахнутых городских воротах), а гонцы Ричарда понесли по стране «прелестные письма» сына Великого Регента, Маргарита и ее первый министр Гийом Лефевр были вынуждены признать, что обычный мятеж на дальних рубежах перерос в полноценную смуту.