Но и тут парижские (а точнее сказать, реймские) пришельцы проявили удивительное недомыслие, впоследствии обернувшееся колоссальным политическим просчетом: никаких решительных мер военного порядка принято не было. Возможно, сработал рефлекс «страшнее Йорка зверя нет» – в Йорке было все спокойно, поскольку для столицы оппозиции маневр Глостера явился полной неожиданностью; возможно, Лефевра успокоило и то, что шотландцы и впрямь вернулись за Твидл, а может быть, и сам Глостер сумел обмануть своих венценосных противников.
По каким-то соображениям в Лондоне более всего опасались, что Ричард со своими союзниками двинется вверх по Восточному Твидлу прямиком на Бернисдель. Но герцог вместо этого вдруг повернул на запад и очутился в Южном Уэльсе. Этот полусонный патриархальный край уже не первый десяток лет не поддавался на посулы и соблазны Уайтхолла и не желал возвращаться в родственные объятия Британии, несмотря на то, что саксонские соседи с чисто немецкой методичностью год за годом грабили и выжигали его провинции одну за другой.
Глостер с порога предложил уэльским драконам самую вольную форму автономии в пределах будущего Соединенного Королевства, а в благодарность – защиту от воинственных германцев. Пока крестьянские тугодумы крепко скребли в бороде – попробуй-ка, откажи предводителю эдакой армады закованных в невиданную сталь клонов и киборгов, – Ричард уже был на границе.
Он успел побывать в гостях у трех приграничных баронов. Веселые рыжебородые тевтоны во время хмельных застолий охотно, с гоготом подписали со смешным юнцом забавные договоры о нерушимости границ, где присутствовал странный пункт о наказании в случае нарушения – через сажание на кол.
Отсмеявшись и отоспавшись, бароны незамедлительно пошли в традиционный грабительский поход на Уэльс. Через неделю все трое возвратились в одной телеге, под конвоем глостеровской гвардии и уже без войска. Тут им стала понятна шутка молодого англичанина о возмездии за выход из договора. У них на глазах Глостер вырезал всю их челядь и семьи, оставляя в живых двух-трех человек, чтобы было кому рассказывать о случившемся, а затем на пограничные столбы насадили и самих баронов с договорами, привязанными к рукам, дав им, таким образом, время оценить всю глубину британского юмора.
Добродушный великан Людвиг Саксонский собрал войска и двинулся на Уэльс. Немецкое войско вступило в долину Эймса, и здесь Людвиг увидел перед собой армию Глостера: пеструю десятитысячную стену уэльсцев и серый клин англичан, вооруженных так, что у саксонского короля потемнело в глазах. Весельчак Людвиг с запозданием осознал свой промах. Гуляка, фанфарон, любитель женщин и выпивки, он был отнюдь не глуп. Гораздо быстрее хитреца Лефевра, которому прочили славу второго Ришелье, саксонец понял, какая страшная сила появилась на политической сцене. Со всей любезностью Людвиг согласился на переговоры и без колебаний дал отвести себя в герцогский шатер, где с интересом уставился на удивительного мальчишку, устроившего весь этот переполох.
Короля усадили за стол, поставили перед ним стакан вина и положили сочиненный графом Роджером и переписанный глостеровскими каллиграфами договор.
– Подписывай здесь и здесь, – приказал Ричард. – Обильные выгоды для Саксонии. Вы, ваше величество, как я слышал, умный человек. Сунетесь еще раз в Уэльс, и я вам продемонстрирую всю свою фантазию в некоторых областях знания.
Людвиг с театральной медлительностью покосился на стоявшее невдалеке кресло – грубая, чем-то изъеденная деревяшка с высоким подголовником, стальным каркасом и подозрительными дырчатыми хомутами на ножках и подлокотниках. Без всяких пророчеств и голосов свыше ему стало ясно, кто в ближайшие годы будет определять политику Англии.
– Ваше королевское высочество, – с неподдельным чувством произнес Людвиг. – Уверен, мы с вами станем союзниками, а возможно, и очень близкими друзьями. Я не обману ваших ожиданий, – и взялся за перо.
Ричард кивнул – ход саксонской мысли его ничуть не удивил.
– Поговорим в Лондоне.
Спрыгнув наземь с коня среди своего истомившегося тоскливым ожиданием войска, король потряс пудовым кулачищем, уронив бесценные кружева на красный обшлаг с золотыми пуговицами:
– Ну, прусские свиньи, теперь я вам устрою!
Уэльские крестьянские вожди перевели дыхание, приосанились, посмотрели на овец, привезенных Ричардом в безвозмездный дар, махнули рукой и согласились на конфедерацию.