Челтенхэм

Заручившись согласием уэльсцев, Ричард вернулся в Англию, дошел до Эйвона и там, на Уикенхэмских бродах, занялся переправой армии на северный берег. Из Шотландии непрерывной вереницей тянулись обозы с провиантом и снаряжением, челтенхэмские фабрики клонирования и «промывания мозгов», доставленные и собранные кромвелевскими специалистами, работали сутки напролет. Время недомолвок и неопределенного выжидания в отношениях с Лондоном закончилось, Ричард разослал по городам и весям свой окончательный манифест. В нем он объявлял себя регентом Соединенного Королевства Алура, Корнуолла, Глостершира и Южного Уэльса под властью его величества всемилостивейшего Эдуарда Шестого и без иносказаний объявлял войну французским оккупантам.

«Англичанин, – писал Глостер – хотя писал, собственно, граф Роджер. – Встань и вспомни, кто ты, вспомни свое имя и свой долг перед отечеством». Роджер, правда, предлагал еще и откровенно издевательское продолжение: «Бог не даровал Англии ни Жанны д’Арк, ни генерала де Голля, но я их с успехом заменю», однако Ричард, мрачно засопев, отверг предложенный пассаж.

Дальше новоявленный регент обещал каждому крестьянину лошадь, корову и деньги на обзаведение, а дворянам – восстановление выплат по былому «Реестру служилого люда» времен Регентства и внесение в этот список любого, кто решится поддержать законного короля с оружием в руках.

В финале послания герцог метал громы и молнии и осыпал проклятиями тех, кто примет сторону французов – «будь он крестьянин, дворянин, знатный вельможа или священник». Им он откровенно сулил мучительную кару: «Знайте, предатели. В своем обозе я везу тысячу кольев. Это значит, что мне пришлось срубить тысячу деревьев, и я не допущу, чтобы такой ущерб для английской природы пропал впустую – каждый кол найдет себе применение, и многие – по нескольку раз.

Боже, храни короля Эдуарда.

Писано в Уикенхэме, лета одна тысяча триста двадцать восьмого от Рождества Христова, Ричардом Глостерским, Божьим соизволением Регентом Соединенного Королевства Великобритания».

Маскарад завершен, маски сброшены, дальше игнорировать шотландско-алурские выходки смутьяна-герцога стало невозможно.

– Глупый выскочка, – сказала королева Маргарита Лефевру. – На что он надеется? Как я понимаю, у него едва-едва восемь тысяч.

Министр с сомнением покачал головой.

– У него очень скоро станет гораздо больше – если он и впрямь располагает теми деньгами, которые обещает. Всякое мужичье валом повалит к нему, а у нас благодаря вашему брату нет возможности им помешать.

– Нет, нет, не может быть, он блефует. Гийом, накажите его. К тому же вы знаете этих мужланов – стоит им собраться, они тут же передерутся.

– Потому он и не спешит в Йорк, – отозвался Лефевр. – Мальчишка умен, и мне это очень не нравится.

– Соланж пишет, что встречала этого герцога в Париже и в Реймсе. Говорит, он прекрасно танцует и у него чудесный голос. Чего ему не хватало?

– Власти, – ответил Лефевр.

– Ги, ну посулите ему что-нибудь… он женат? Переманите его на нашу сторону… Как это некстати…

– Боюсь, ваше величество, мы опоздали.

В этот раз, предчувствуя надвигающуюся катастрофу, Лефевр не стал мешкать. Шестнадцать тысяч королевского войска – все, что в тот момент нашлось под рукой, – с максимальной быстротой направились к Уикенхэму. В основном это были немецкие рейтары и французская рыцарская кавалерия, охочие до военных игрищ сыновья родовитых семейств. Остановленные разливом Эйвона, они заняли Стратфорд и решили, подготовив переправу, передовым отрядом захватить аббатство, а утром, форсировав реку основными силами, взять сепаратистов в клещи выше и ниже по течению.

Апрельским утром над илистыми берегами Уикенхэма, заросшими ивняком, рогозом и остролистыми осоками, стоял густой туман, и вот со стратфордского берега лорды-федералы увидели над этим туманом фигуры своих друзей, которые отправились на ночную вылазку.

– Они на стенах аббатства, они подают нам знак! Постойте, куда они забрались, там же стены не такие высокие, там же сплошные руины… Да что с ними?

Туман понемногу редел, и перед лордами открылась ужасающая и безобразная картина. Их товарищи по оружию, еще живые, не стояли, а сидели на кольях, поднятых над развалинами аббатства. Ночная экспедиция провалилась.

Раздался вой, и золотая молодежь, разом потеряв соображение – кто уже в доспехах и при оружии, а кто и без, – принялась отталкивать свежеприготовленные плоты от берега. Началась беспорядочная переправа, которую герцогские пушки – последней модели, со сменными казенниками, – установленные по-корабельному, в три яруса, сделали чуть позже притчей во языцех. «Хуже стратфордской переправы», говаривали в Англии многие годы спустя, когда уже изрядно поистерлась память о кошмарном речном побоище.