Челтенхэм

– Я знаю. Но теперь она гораздо лучше. Так вот, это все. – Ричард обвел рукой некое неопределенное пространство. – Это все твое. Эти люди на лошадях и я с ними – мы твои подданные, это значит, что мы должны служить тебе. Будь к нам милостив… – Он повернулся. – Карету сюда. Обними-ка меня за шею, я тебя перенесу, незачем тебе пачкаться. Господи, Роджер меня убьет.

(И в самом деле, граф Роджер, хлопнув что было сил по столу с рукописями и перьями так, что подпрыгнула чернильница, заливая бумаги, закричал нечеловеческим голосом: «Дик, да ты с ума спятил! Нежели нельзя было прикончить ее в другом месте, если уж так приспичило!»)

– Я хочу взять мишку, – тихо сказал Эдуард, устроившись в пледах на сиденье с трудом раздобытой, единственной на озерном острове латаной колымаги с шатким кожаным козырьком.

– Разумеется, – кивнул Глостер. – Капитан, поднимитесь в башню, заберите игрушки его величества.

Мишка оказался совсем маленьким, зато в длиннющем полосатом колпаке с кисточкой, пришитом за правым ухом с целью время от времени натягивать его на медвежью голову. Изготовлен мишка был в отдаленных краях полукустарным-полуфабричным способом – такого рода изделия последнее время часто встречались на Тратере; делали его явно в большой спешке и уж точно не для короля – на голову зверю пошел кусок велюра, на котором уже была выстрочена заготовка для лапы с тремя пальцами и овалом стопы.

– Дядя, – спросил Эдуард, – мне никто не может ответить – почему у моего мишки лапа на голове?

– Твой мишка, – невозмутимо отвечал Ричард, – храбрый рыцарь. Он сражался. Это шрам у него на голове, след лапы другого медведя. Такие шрамы украшают мужчину. Попробуй заснуть. Через час мы приедем в лагерь, ты поешь, и дальше мы поплывем на лодке.

* * *

Ричард здраво рассудил, что многострадальная столица, переходящая из рук в руки и кишащая приверженцами Маргариты, мало подходит на роль королевской резиденции. Он остановил свой выбор на Рочестере – графство Кент, старинный замок, окруженный двойной стеной, со щербатыми контрфорсами, помнившей, как говорили, еще римлян, и Лондон, в случае чего, рядом. Ныне принадлежал вернейшему соратнику и наставнику Ричарда-старшего, герцога Йоркского, Джону Ховарду, помнившему еще войны времен Безумного Генриха, а ныне с готовностью протянувшему закованную в сталь руку помощи сыну старого друга и получившему в награду за преданность титул герцога Норфолка. Этот сторонник не предаст.

Вместе с титулом пребывавший в почтенном возрасте Ховард обзавелся и красавицей женой, Урсулой Стюарт, моложе его на сорок четыре года, – свежеиспеченной герцогине Норфолкской также вменялось в обязанность обеспечивать должный присмотр за королем. В качестве воспитателей должны были для начала прибыть Роджер Мэннерс и Оливия Бастетхорн.

Герцог и герцогиня встретили кортеж у подъезда внутреннего замка.

– Счастлив приветствовать ваше величество.

– Бедный мальчик, – ужаснулась леди Урсула. – Сколько же ты натерпелся! Пойдем скорее со мной, надо умыться и за стол, мы тебя накормим. Здравствуйте, ваша светлость.

Всех прибывших ожидал уже накрытый обеденный стол. Если Джингильда была милой, женственной и очаровательной, то Урсула была вызывающе красива, причем красотой хищной и диковатой. Ее пышные черные волосы, собранные и затем распущенные в «конский хвост», волнуясь, поднимались над шеей и затылком, словно аэростат («Хвост трубой», – со странным чувством подумал Ричард), а темно-карие глаза, несмотря на все искреннее внимание к королю, неотрывно следовали за принцем-регентом. Присутствие мужа делало этот откровенный взгляд поверх серебра и хрусталя едва ли не бесстыдным, но сам герцог Норфолк, казалось, то ли этого не замечал, то ли не хотел замечать. Ричард не успел собраться с мыслями, как обнаружился интересный феномен – оказывается, они с Урсулой могли общаться одними взглядами, понимая друг друга без всякой помощи слов. «Вот ты какой. Долго же я тебя ждала», – молча сказала бессовестная герцогиня Норфолкская. «Уймись, у меня Джингильда», – так же молча ответил регент. «Да мне плевать», – нахально заявили бедовые глазищи.

Король уснул прямо за столом, его унесли и принялись укладывать с хлопотами и кудахтаньем, Ричард сел в седло, надеясь быть в Лондоне уже к ночи, и Урсула, не пожалев парчи и бархата, обняла его забрызганный грязью сапог. Регента до костей проняло жаром.

– Я буду ждать, – сказала Урсула.

– С ума ты сошла, – мрачно ответил Ричард.

– Наверное. Я сама не понимаю, что со мной.

– До сих пор я был сносной нравственности. Погубишь ты меня.

– Надеюсь.

Она отпрянула, хлопнула коня по крупу, и Ричард, весь в противоречивых чувствах, унесся прочь. Впрочем, обоим уже все было ясно.

* * *