Черчиль

С тех самых пор, как Черчилль вернулся в Адмиралтейство, он неутомимо поддерживал переписку с Рузвельтом. За последовавшие месяцы и годы эта эпистолярная неутомимость принесла плоды редкого очарования и важности[76]

. Авторы перемежали свои комментарии личными наблюдениями, и некоторая степень близости была установлена — хотя Уинстона раздражала убежденность президента в том, что его предком был «Мальборо». Оба маневрировали во всех направлениях. Черчилль был просителем, но просителем гордым. Рузвельт проявил симпатию, но не проявлял намерения просто гарантировать позицию Британии в мире. Британцы должны были увидеть, что за любую помощь, которую они смогут получить, придется платить. Предметом заботы в случае германского вторжения была судьба британского флота. Таким образом, после нескольких месяцев переговоров с лета 1940 года, было достигнуто соглашение о снабжении Британии пятьюдесятью устаревшими эскадренными миноносцами. В ответ американцы могли взять в аренду ряд атлантических и карибских баз. После переизбрания Рузвельта в ноябре 1940 года много усилий с британской стороны было затрачено на длинное письмо от 7 декабря, в котором излагалась тяжесть положения. Ударение ставилось на морских потерях и на неминуемом истощении долларовых резервов. Не правда ли, Соединенные Штаты не желают видеть Британию «ободранной до костей» достижением победы? Провозглашалось, что письмо было не призывом о помощи, а скорее заявлением о том, какой минимум действий требуется для достижения «нашей общей выгоды». Были сделаны предварительные наброски с тем, чтобы сотрудничество стало более определенным. Единственная надежда на сохранение «разумно либерального мира» после войны будет возложена на Соединенные Штаты и Британию, обладающие «несомненным воздушным и морским главенством». Власть в руках этих двух великих либеральных наций гарантировала стабильную перспективу мира. В таком предприятии ни одна страна не могла быть «поставлена в положение умоляющего клиента другой»

[77]

. Такая мольба в обращении к равному партнеру звучала хорошо. Действительность, как выражал ее британский посол, состояла в том, что Британия была «разбита». Рузвельта это не подтолкнуло, но он отправил в Лондон Гарри Гопкинса в качестве личного секретаря. Гопкинс подтвердил* что с помощью медлить нельзя. Совсем другое впечатление сложилось у посла США, которого вскоре должны были заменить, Джозефа Кеннеди. Весной 1941 года был открыт путь к «ленд-лизу». Закон позволял Президенту США, на деньги, выделенные Конгрессом, обеспечить через служебные ведомства или закупочные агентства запасы, которые можно было «одолжить» или «арендовать» любой стране, защиту которой Президент считал жизненно важной для обороны Соединенных Штатов. От принимающего правительства не требовалось оплаты деньгами за эти товары, хотя впоследствии, к концу войны, Британия должна была отменить торговые барьеры. Две великих «англоговорящих» демократии и в самом деле «смешивались» друг с другом. На публике Черчилль описывал это законодательство как «самый бескорыстный акт» в истории. В личном же письме министру финансов от 20 марта он писал, что судя по результатам, Британия «не только будет ободрана, но и обглодана до костей». Он добавлял, что ему хотелось, чтобы американцы «попрочнее сели на крючок, но они и так уже отлично на нем сидят. Власть должника теперь становится господствующей, особенно когда он сражается в одиночку». Это было странным способом интерпретировать тот шаг, который был «концом Британии как самостоятельной великой державы».