Он протянул Даше старый "ТВ Парк". Даша плюхнула селедку на полуобнаженную фигуру кино–дивы, жир растекся по глянцевым ногам и встал мутной лужицей на перламутровых туфельках.
Когда отделяешь у селедки кости от тулова серьезный разговор невозможен. И хорошо. Она сделала попытку — не получилась. И замечательно. Больше всего сейчас она жаждала именно отсрочки. Важный разговор лучше было начать сразу на лавочке. Он бы сел рядом, обнял ее, полез целоваться… Пока ждала, сцена придумалась во всех подробностях. Она, конечно, не выдержит, расплачется, а он станет ее успокаивать, будет целовать шею и шептать испуганно: "Что случилось? Я сделал что‑нибудь не так"?
На этой сцене Варя мысленно замирала, длила ее до бесконечности, а потом отматывала назад, и опять Антон целовал, на этот раз руки, а она собиралась с силами и произносила роковую фразу: " Антон, я должна сказать тебе что‑то чрезвычайно важное. Ты только не волнуйся. Я не Варя Соткина. Так получилось, что я воспользовалась ее именем… и судьбой". Дальше следовал ответ Антона, скорее, не ответ, а возглас, или вопрос, или недоверчивый смех… вариантов было множество. Главное, все объяснить по порядку. Но с пакетами в руках не обнимаются, а испачканные селедкой руки захочет целовать только извращенец.
Откуда Варе было знать, что именно в этот день Антон принял наконец окончательное решение, положил на стол генерального заявление об уходе и теперь, удивленный собственной решимостью, находился в приподнятом и возбужденном состоянии. Теперь он собирался "обмыть" поступок. По замыслу, он должен съездить за Дашей на машине и привести ее уже накрытому столу. Но она пришла сама. Первый раз за все это время — сама, и это было хорошим предзнаменованием и залогом успеха.
— Начнем с того, — приступил он к разговору оптимистическим тоном, энергично перемешивая в высокой английской кружке горчицу с подсолнечным маслом, — что на работе у меня дела швах. Бизнесмена из меня не получилось, чиновник на должности я тоже никакой, фирма у нас вот–вот рассыпется.
— Как ты весело об этом говоришь.
— А потому, что Зайцев–младший твердо обещал меня взять. Но вообще‑то, как ты скажешь, так я и сделаю. Говори — идти мне на подиум или нет?
— Нет! — решительно сказала Даша, и это был ее первый прокол. Слово "нет" прозвучало таким диссонансом тихой кухонной обители, что Антон замер с ложкой в руках и посмотрел на нее удивленно:
— Что‑то ты сегодня не в себе. Случилось что‑нибудь? Плохое настроение?
— Я себя сегодня чувствую… Знаешь, якуты, а может не якуты, а другие северные люди, которых лечат шаманы, не говорят — у меня болит рука. Они говорят — у меня есть рука. То есть в обычной жизни они ее не замечают. Появилась боль, появилась и рука.
— Ну и что у тебя сейчас есть. Голова? У тебя болит голова?
— Ничего у меня нет. В этом и беда. Правильнее было бы сказать — я себя не чувствую, потому что болеть нечему.
Но Антон не желал говорить на отвлеченные темы. Он уже внес судьбе лепту, теперь следовало это обсудить и непременно в положительных тонах.
— Но ты же сама хотела. У меня уже и партфоле есть.
— Уже есть? Выброси.
Он поставил кружку на стол и стремительно вышел, чтобы вернуться через минуту с нарядным листом, похожим на почетную грамоту.
— На вот смотри.
Ага… Сертификат… Агенство моделей Вячеслава Зайцева и Театр Мод… По пятибалльной системе Антон, оказывается, отличник. Пластика — пять, чувство ритма — пять, а также профессиональные данные и актерское мастерство.
— С этим сертификатом я могу успешно работать и меня берут! Понимаешь?
— Берут, так иди, — устало сказала Даша. — Меня вот никуда не берут.
Антон приободрился.
— Если хочешь знать, на первом отборе нас была тысяча, а осталось только сто человек. Потом набрали группы. После двухнедельного обучения треть вообще ушла. Бросила занятия.
— Почему же они бросили?
— Физические нагрузки большие, вот почему, моя милая. На подиуме так напрыгаешься, что потом уснуть невозможно. Голень болит… А я, между прочим, спортивно неплохо тренирован.
— Где это ты спортивно тренировался?
Антон посмотрел на Дашу с испугом:
— Как — где? Штангу поднимаю. Я же с четырнадцати лет занимаюсь тяжелой атлетикой. Или ты забыла?
— Ну дальше, дальше… Рассказывай дальше о своих успехах.
— Никаких особых успехов не было. Просто у меня хорошие данные. Нас при отборе сразу поделили. Те, у кого рост где‑то около двух метров, может рассчитывать на театр.
— И ты можешь рассчитывать?
— У меня метр девяносто семь без каблуков, — отозвался Антон с достоинством.
— Продолговатый юноша.