Через розовые очки

Антон не почувствовал насмешки, а наоборот, уловил в Дашинах словах доброжелательность и одобрение, и потому яростно принялся скоблить молодую картошку. И все бы пошло не так, если бы Даша отнеслась к этому разговору серьезно. Но она настолько была занята собственными проблемами, что легковесную Антонову похвальбу воспринимала только как разбежку к главному — ее разговору. Она не поймала вовремя его обиженной интонации, не увидела, как гасло его настроение. Весь разговор сам собой переместился в другую тональность. Антон уже не ликовал, а оправдывался. Опять оправдывался!

— А партфоле получилось что надо. И не жалко шестисот баксов за такую работу.

— А что это за зверь — партфоле?

И опять Антон посмотрел на нее с удивлением, граничащим с испугом.

— Ну ты же видела. Партфоле — это набор фотографий, которые я заказал.

— Ну хорошо. Положим, ты все бросишь и станешь, как дурак, синхронно гулять по подиуму. Поднимать руки–ноги, потом резко поворачиваться и уходить куда‑то вдаль. Но это же не вечно. Не за горами тридцать лет. А дальше куда?

Он был терпелив, ему не хотелось повышать голос, поэтому он давал пояснения спокойно и рассудительно.

— Ну, положим, можно прилично выглядеть и в сорок лет, тем более, что многие модельеры ищут сейчас мужественный тип. Спорт поможет мне сохранить форму. Но в этот бизнес чужих не берут. Поэтому, когда выходишь в тираж, ты можешь организовать собственное агентство, можно стать менеджером этой профессии или, наконец, податься в фотографы. Они очень прилично зарабатывают. Надо только решиться.

— Не решайся, — разговор пошел по второму кругу, как блуждание по темному лесу, в котором нет никаких ориентиров.

— Ты же сама…

— Слушай, я устала слышать этот пароль — ты же сама… При чем здесь вообще я? Раньше хотела, а теперь перехотела. Там все голубые.

Антон громко, несколько показно, расхохотался.

— Ой, мамочки мои, ты городишь вздор. Я думал, мы сейчас сядем, выпьем за мой успех. Думал, что ты меня поддержишь, наконец, и я начну новую жизнь. Мне осточертел мой офис! А здесь передо мной горизонты. Я могу, наконец, что‑то сделать сам. А ты про голубых. Прямо как мои родители.

Даша давно кончила чистить селедку и теперь прилежно выбирала маленькие косточки. Уже эта прилежность казалась Антону оскорбительной, но если бы он мог прочитать Дашины мысли, то за голову бы схватился и взвыл от обиды. А Даша думала про кино. Если человек вначале фильма заявлен как разгильдяй, врун, любитель выпить, можно присочинить для него и другие полупороки, то можно быть уверенным — в финале он неизбежно сделает откровенно ясное и доброе дело. Ругаясь и кляня "эту подлую правду" он обязательно кого‑то спасет, обогатит или полноценно полюбит. Таков закон жанра. Так делают фильмы, по этим же сценариям кроится жизнь. И если Антон как действующее лицо заявлен без недостатков, то к нему сразу нужно относиться с подозрением и ждать беды. И вот она пришла, только совершенно с другой, непредсказуемой стороны. Рыцарь в роскошных доспехах на глазах стал уменьшатся, пять сантиметров с каблуками, его можно в руки взять, а латы и металлические нарукавники стали похожи на старинную чернильницу, которая стоит в кабинете у Виктора Игоревича. Карманный такой, маленький рыцарь с чувством ритма. Но почему все так глупо! Она его любит, а он говорит пошлости. Скоро ее Антон будет похож на девиц из " Космополитен" — ненавистного ей журнала. За что ей такая беда?

— Конечно, около модного бизнеса пасутся голубые, — продолжал Антон как ни в чем не бывало втолковывать ей тонкости своей новой профессии, — как, впрочем, и около балета. Всякие люди бывают. Ребята иногда говорят: " Не вздумай ухаживать за той девушкой. Она не женщина". Ну и что? Я и не ухаживал. Мне и не надо этого ничего. А между прочим, если хочешь знать, по статистике девяносто восемь процентов людей имели в жизни бисексуальную связь.

Час от часу не легче. Кто это их считал?

— Другое дело — нравится тебе это или нет. В человеке заложено и то и это, и мужские гармоны и женские.

— Антон, в нормальном сексе заложен инстинкт продолжения рода, а в этих связях — только желание получить удовольствие.

— Почему только удовольствие? А любовь? Голубые тоже люди. Но только ко мне это не имеет никакого отношения. Ты спрашиваешь — я отвечаю.

— Я воспитана в семье, которая ко всему этиму относилась брезгливо.

— Нашла чем хвастаться. Я, может, тоже в такой семье воспитан, но надо и свою голову иметь. Мы на пороге третьего тысячелетия.

Все, хватит, она устала и хочет есть. А еще она хочет вымыть руки. Может быть, даже принять ванну. И голову вымыть, потому что очень ноет затылок.