Через розовые очки

— Ты говорил, что он, этот Вадим, телефон обрывал. Запутался ты, Шурик.

— Сами вы запутались, теть Лид. Даша взяла семейные письма и исчезла. А троица моя словно растворилась — не звонят. И я носа не высовываю. Моя хата крайняя. Потом явились, опять трое, но уже не те, другие, но по разговору можно понять, что они не с пустого места начали, про Дашу уже все знают. И сразу начали бить. Кавардак устроили чудовищный. Половину сервиза побили, люстру потом тоже новую покупал. И все из шкафов повыбросили — форменный обыск. И записочку с Дашиным телефоном нашли в записной книжке.

— Ты же говорил, что в банке эту бумажку хранил.

Петлица пожал плечами.

— Да вот зачем‑то принес домой — дурак.

Здесь он опять лукавил. Дашин телефон он сразу же прокричал, потому что выучил его наизусть. Мало ли…

Лидия Кондратьевна сидела с серым, как школьный мел, лицом.

— А кто они были — твои гости? Блатные или обычные люди?

— А кто их поймет. Сейчас по языку и одежде блатных даже от милиции не отличишь. И первые, и вторые говорили по–русски, без этих ярких приколов. Может чья‑то крыша, может, бандиты, а может, и ФСБ.

— Ты что плетешь‑то? При чем здесь ФСБ? Фридмана просто подставили. Они на куриных ногах деньги делали. Фирма деньги сгребла, и все разбежались. А этот, пионер старый, остался один с флагом. Слушай, у тебя корвалол есть?

— Нет у меня, теть Лид, корвалола. Так уж перебейся. Я хочу спросить, что ты знаешь про эту фирму? И сам отвечу — ничего не знаешь. Под видом куриных ног можно быть посредником чего угодно. Понимаешь? Чего угодно. И на это "чего угодно" могут быть документы. Мне почему‑то кажется, что именно документы они и ищут. Очень уж как‑то грамотно обыск делали, а что вещи попортили, так душа играла. Вот я и подумал про ФСБ.

После их ухода я день отлеживался, боялся на улицу нос высунуть. А потом позвонил Даше — предупредить, мол: мотай куда глаза глядят. А ее уже не было. Соседи сказали — в отпуске. Я тогда сильно перепугался. Думаю — все, попалась птичка. А потом, уж недели две прошло, а может и того больше, опять звонят бандюги эти.

— Первые или вторые? — с жадностью спросила Лидия Кондратьевна.

— А шут их разберет. И опять вопросы — где Даша, да что Даша? Адрес ее называют — Пригов переулок. Что‑то у них там сорвалось. В апреле вдруг домой наведались: "Нет ли каких вестей?" Повеситься хотелось…

— Опять ты врешь! Почему они так запросто к тебе ходили? А охрана твоя где? Ты же богатый человек.

— Черта лысого я сейчас богатый. А охрана у меня была, да… Только гости всегда так подгадывали, когда я домой без охраны приезжал. С охранником дома ночевать — тоже не обрадуешься. Пашка Рыжий храпит, как… нет в русском языке таких слов, чтоб объяснить, как. Сидит в прихожей и храпит. Второй, Костик — боров прожорливый. Если холодильник битком не набит, его в дом не зови. Он, охраняя, тебя же и съест. Да и не верю я никому.

— А про почку у бандитов разговоров не было?

— Какую еще почку? — зло переспросил Шурик, и Лидия Кондратьевна смолкла.

В эту минуту высочайшего сочувствия Дашиным бедам, можно сказать, скорби, она не столько головой, сколько животным инстинктом почувствовала бесконечное облегчение из- за того, что Петлица ничего не знает об ее истинных отношениях с Фридманом. Так… старый знакомый, попросил квартиру сдать, вот и вся информация. И в какие бы белые, невинные одежды ни рядился племянник, Лидия Кондратьевна отчетливо понимала, что уж ее‑то он бы в первую очередь заложил. Просто это как‑то не пришло ему в голову. Да и те, фээсбешники липовые, тоже лопухнулись. Им бы только спросить — а как ты, милый, в этом доме очутился? Кто тебе эту квартирку порекомендовал? Господи, как страшно‑то! По канату ходим, а канат над пропастью, и узкий, как острие ножа.

— Ты мне вот еще что скажи… Не упоминали ли эти твои гости какие‑нибудь имена. Может, от тебя по телефону кому‑нибудь звонили, — и она стала перечислять названные Фридманом фамилии, особенно упирая на кличку Дедок.

— Да ты что… У них там знаешь какая конспирация! Ни одного слова в простоте. Да и не слушал я их болтовню. Не до того было. Представьте себя на моем месте.

— Не буду. Корвалола нет, так хоть сигарету дай.

— Ты же не куришь, теть Лид.

— Позволяю в трудную минуту.

— А ты хорошо выглядишь. Я еще в крематории хотел тебе об этом сказать, но место неподходящее. Лично у нас в семье мама определяла душевное состояние по волосам. Как по шерсти на породистой собаке. Если волосы блестят, значит, дела хорошо идут, а если тусклые и висят сосульками, значит я в депрессии.

— Я у меня, значит, блестят, — скривилась Лидия Кондратьевна.

— А то…

Догадался, стервец, про парик или нет? Если догадался, гаденыш, и так дразнить меня вздумал… Ее мягкие ладошки вдруг сжались в кулаки.

— А вы сами‑то знаете, где Фридман? — невиннейшим голосом спросил Петлица.

— Что ты? Откуда? Пятая вода на киселе, — заторопилась Лидия Кондратьевна, но тут же одумалась, пора все выворачивать наизнанку и начинать новый разговор. — Ты можешь найти этих людей?

— Нет. Они меня сами находят.

— Ты же говорил — телефон оставили.