Через секунды, сквозь века (СИ)

Саша опустил взгляд и вышел из кабинета, а Илья вернулся в кресло. Дело сдвинулось с мертвой точки, но настроение стремительно ухудшалось. Он забросил почти все свои дела, занявшись Сашей вплотную, и даже Ольга старалась теперь к нему не приставать, но, похоже, зря. Время ушло, а они так и не поняли самого главного. Но хоть теперь стало понятно, откуда Саша знает столько языков. Прошлые жизни… Он не помнит о них, пока находится в сознании. Но стоит только ему отключиться… Сначала Илья не поверил в то, что Саша рассказывает под гипнозом, но эти самые рассказы были настолько полными и яркими и изобиловали такими мельчайшими деталями и подробностями, что Илья сомневаться перестал. Как и скрывать от Саши темы их бесед. Тот сначала проявил вполне объяснимое в таком случае любопытство, а потом снова замкнулся, когда понял, что ничего из его рассказов не может объяснить того, что с ним случилось.

Илья выдохнул и потянулся к ящику стола. Вытянул папку и бросил ее на столешницу. Он записывал сеансы гипноза и отдавал практикантам для того, чтобы их перевели в текст. Интонации и манеру речи он и так успел выучить наизусть, а вот сами истории лучше было читать с листа. Забавно, но идея о памяти «прошлых жизней» пришла к Илье только к третьему сеансу, когда жизнь современного Саши полностью оказалась перед ним. И в ней не было ничего особенного, ничего такого, за что можно было бы уцепиться, и чем можно было бы объяснить происходящие с ним вещи. Ну, а потом Саша сам соскользнул в одну из своих предыдущих жизней. И Илья пришел в тихий ужас от того массива информации, что свалился на него вдруг, стоило только копнуть немного глубже. Ему понадобилось время, чтобы продраться через все, что он уже услышал — зачастую даже на незнакомом ему языке, но потраченное время того стоило. У всех жизней Саши было одно общее, что роднило его с Сашей сегодняшним. Он тоже кого-то искал. Искал, торопился, не успевал и снова искал.

Илья поджал губы и вытянул первый листок со стенографией. В этой жизни Саша был немецким ефрейтором. Изменившимся голосом он рассказывал Илье как мечется, утопая в каше из снега и грязи. Только что закончился бой, его отряду удалось его выиграть, но сердце ломило не от потерь личного состава, а от того, что чувствовало, знало: где-то здесь, совсем рядом тот, кого он искал в других всю свою жизнь. Илью корежило от боли, поющей в голосе Саши, который вдруг споткнулся о тело убитого мальчишки-партизана. Врага, в котором он узнал того, кто был, оказывается, всей жизнью. Что с ефрейтором было дальше, Илья так и не узнал, и узнавать не стремился. Ему и без того хватало информации с головой.

Следующий лист — еще одна жизнь. Революционная Франция и у Саши там красивое имя — Марсель. Этакий бунтующий Гаврош, мелкий и юркий строитель баррикад, вор и сорвиголова, отчаянно ищущий смерти и острых ощущений. Без принципов и тормозов, искренне ненавидящий богачей и политиков, всех тех, кто довел его семью до нищеты и смерти. Илье казалось, что он чувствовал на языке привкус пороха и слышал, как поют у виска пули, пущенные солдатами. Это он, а не Саша-Марсель бежал по выщербленным мостовым и прятался в переулках, только бы успеть. Успеть спасти того, кто оказался в среде тех, кого он так ненавидел. Он не знал, что с ним и почему вдруг фотография в газете заставила сжаться сердце, но он бежал, бежал, и вылетел на площадь одновременно с тем, как на камни осело бездыханное тело с торчащей из груди рукояткой ножа мясника. И это Илья, а не Саша-Марсель захлебывался слезами и горем, стоя коленями на грязной мостовой. Черт знает что. Илья встряхнулся, словно выныривая из омута чужой памяти, чтобы потянуться за следующим листком и окунуться в совсем другую жизнь.

Скрип мачты, соленые брызги, потемневшее дерево палубы и провонявший рыбой такелаж — это только в фильмах пиратские корабли выглядят романтично. В реальной жизни все было по-другому. Саша так и не назвал свое имя, он вообще удивительно мало говорил о себе. Только то, что на его корабль напали, и он попал в плен к пиратам. За него рассчитывали взять выкуп, поэтому оставили в живых. И вся его жизнь превратилась в существование, сложенное из качки, отвратительной вони, сальных шуточек пиратов и начавшейся лихорадки. Он метался в бреду, и точно также метался в бреду Саша, лежащий на кушетке в его кабинете. Он, как и тот, из прошлого, не знал, что с ним происходит, но погружался в бред все сильнее, пока на горизонте не появился военный корабль, посланный за ним. Что случилось дальше — Илья смог понять только, перечитав несколько раз записанное. Саша говорил сумбурно, то и дело срываясь на смесь английского и испанского, его речь была невнятной, несвязной, он проглатывал окончания и целые слова, но Илья все же разобрался. Саша снова не успел. И на присланном вдогонку корабле во время абордажа погиб тот, кого он не знал, но искал из жизни в жизнь.