Но когда приехала их двоюродная тетка, мисс Сесилия, все вспомнили о дурной славе Блассенвилей. Я помню эту женщину, – мечтательно проговорил шериф. – Настоящая красавица: высокая, грациозная, водопад густых волос… Но глаза злющие, как у давешнего волка. О жестокости Сессилии Блассенвиль рассказывали жуткие истории. Будто бы она привезла с Гаити служанку, мулатку, и однажды за мелкую провинность велела привязать девушку к дереву, разорвала платье на спине и секла несчастную кнутом. Мулатка чудом осталась жива, а вскоре исчезла из поместья. Тогда никто не удивился, все решили – сбежала. Оно и понятно, любой бы сбежал от такой хозяйки.
Месяц спустя в город приехала мисс Элизабет, самая младшая из сестер Блассенвиль. Это был первый случай на моей памяти, когда кто-то из них объявился на публике. Прежде все слуг посылали за покупками, а тут – надо же, – сама явилась. Мисс Элизабет пожаловалась, что слуги от них сбежали в прошлое полнолуние, побросав весь свой скарб, будто испугались чего-то. Мисс Сесилия тоже исчезла, не оставив прощального письма. Сестры решили, что она вернулась на острова, но сама мисс Элизабет сомневалась в этом. Она обмолвилась, что тетка, скорее всего, прячется где-то в доме. Никто не понял, что имеет в виду эта странная особа, и младшая из Блассенвилей возвратилась в поместье.
Еще через месяц от проходившего через город священника, я – тогда еще молодой законник, – узнал, что мисс Элизабет живет в поместье одна. Три сестры пропали в одночасье, не пойми куда, и юной леди в опустевшем доме неуютно. Но больше ей жить негде, ни родни, ни друзей в округе у нее нет. Священник добавил, что мисс Элизабет чего-то боится. Каждую ночь она запирается в комнате с камином, жжет свечи до утра и постоянно рыдает.
Еще через какое-то время, в грозовую осеннюю ночь последняя из Блассенвилей прискакала в город на своей единственной лошади, и упала прямо посреди площади. Ее унесли к доктору, подлечили, а когда мисс Элизабет пришла в себя, то стала нести несусветную чушь. Будто бы она нашла потайную дверцу в стене, а за ней – каморку без окон, в которой ее пращуры прятали сокровища. Теперь же здесь она обнаружила трупы трех сестер, свисающие с потолка на тонких веревках. Еле живая от страха, она выбежала в коридор, и тут на нее напала темная фигура с огромным топором. Ей показалось, что это морщинистая старуха с желтым лицом.
– Желтое лицо! И топор! – воскликнул Гризвел. – Но ведь это…
– Терпение, юноша, – отрезал Бюкнер. – Не торопите события. На следующее утро в поместье отправился отряд – полсотни добровольцев, и я был среди них. Мы перетрясли весь дом по кирпичику, простучали каждую стенку, каждую половицу, но никаких потайных комнат не нашли. Зато увидели топор, глубоко вонзившийся в перила лестницы, и прядь золотых волос, срезанную этим топором – в точности, как у мисс Элизабет. Я лично предложил ей вернуться в поместье и показать вход в ту самую каморку, но барышня брякнулась в обморок, едва услышав об этом. Когда мисс Элизабет поправилась, и доктор сказал, что угрозы здоровью нет, она согласилась взять деньги у нашей общины – но только в долг, ибо даже в такую минуту Блассенвиль остается Блассенвилем, гордячкой каких свет не видывал, – и уехала куда-то на Запад. Вроде бы, в Калифорнию. Там она вышла замуж за богатого скотопромышленника и прислала нам мешочек золота, в уплату долга. С тех пор от нее ни слуху, ни духу. А дом стоит заброшенный и никто не рискует поселиться таи или даже остаться на ночь, только совсем уж отчаявшиеся бродяги да случайные путники, вроде вас с Брэннером.
– Что же получается, в доме еще в те годы прятался убийца с топором? – удивился Гризвел.
– Кто знает, – уклончиво ответил шериф. – В городе многие считают, что мисс Элизабет просто сошла с ума от одиночества. Я первое время думал, что за всем этим стоит обиженная мулатка. Она вполне могла спрятаться в лесу или на болотах, а потом, улучив момент, отомстила Блассенвилям, зарубив топором мисс Сесилию и трех старших сестер. А младшую напугала до безумия. Беглянку долго искали, прочесали все окрестные дебри, но тщетно. Конечно, если в доме и впрямь есть потайная комната, мулатка могла спрятаться там, а не в лесу…
– Не могла же она просидеть в этой каморке десятки лет, – воскликнул Гризвел.
– Могла, – процедил сквозь зубы Брюкнер, – если она уже не человек.
Шериф резко вывернул руль и автомобиль свернул с дороги на извилистую тропу.
– Куда мы едем? – напрягся Гризвел.