Черная гончая смерти (и еще 12 жутких рассказов)

Во время Гражданской войны наши плантации были уничтожены, а имение в Кэрфэксе выгорело дотла. Мой дед погиб в ту ночь, но, к сожалению, вместе с ним погиб и конверт, связывающий нас с прошлыми поколениями. Я и сегодня отчетливо помню тот пожар, хотя в ту страшную ночь мне еще не исполнилось и семи лет. Кроме зарева в полнеба, я вспоминаю треск рухнувшей крыши, ругань солдат, крики женщин и хоровую молитву темнокожих рабов, напоминавшую вой. Мой отец служил в армии Конфедератов и сражался где-то под Ричмондом. Мы с матерью долго скитались, пока не смогли присоединиться к нему. О конверте тогда никто не вспомнил – достаточно того, что мы остались живы.

Вскоре война закончилась, мы двинулись на север и поселились у двоюродной тетки моей матери. Я рос в богатстве и роскоши, как флегматичный янки. Окончив университет, я погрузился в деловую жизнь Массачусетса и потерял всякий интерес к семейной истории. Жуткие тайны, скрытые в густой листве генеалогического древа де ла Фоэров, обратились в пепел, пусть пеплом и остаются. О, если бы я подозревал, что однажды придется столкнуться со всем этим ужасом, то оставил бы Эшемский приорат его мху, летучим мышам и паутине!

Отец мой скончался в 1904 году, не оставив никаких конвертов ни мне, ни моему единственному сыну Альфреду, десятилетнему мальчику, которого я воспитывал один, после смерти его матери. Именно Альфред стал собирать информацию о прошлом нашей семьи. Мой сын служил в британской авиации и сбивал немцев над Ла-Маншем в 1917 году. Его приятель по Королевскому летному корпусу, капитан Эдуард Норри, вырос неподалеку от нашей фамильной резиденции в Анчестере. В тех местах до сих пор помнили де ла Фоэров, и легенды о наших предках, которые Норри поведал моему сыну, поражали размахом чудовищной фантазии – не каждый романист способен сочинять столь дикие и невероятные сюжеты. Сам Норри не воспринимал байки суеверных крестьян всерьез, а сына моего они откровенно забавляли. Все эти истории Альфред пересказывал мне в письмах с фронта. В одном из них он высказал оригинальную идею: а не купить ли нам британское поместье, в котором жили прапрапрадеды? Я горячо поддержал сына и, немного поторговавшись, выкупил Эшемский приорат в 1918 году. Правда, планы по восстановлению замка пришлось отложить, поскольку Альфред вернулся с фронта в инвалидном кресле – вражеская пуля раздробила позвоночник. В течение двух лет, что он прожил, я не мог думать ни о чем, кроме заботы о сыне, даже свой бизнес в Массачусетсе передал под управление деловым партнерам.

После смерти Альфреда я сбежал из Америки, где все напоминало о печальных месяцах медленного угасания моего сына. Разбитый, потерянный, отставной фабрикант, утративший интерес к жизни – таким я приехал в Старый Свет. И окончательно впал в уныние, когда увидел, в каком упадке находится мое новое владение в Анчестере: бессмысленное нагромождение средневековых руин, покрытых лишайниками и мхом. Единственная более или менее уцелевшая башня стала приютом для черных грачей и грязных бродяг, разорявших грачиные гнезда.

Капитан Норри, пухлый и дружелюбный молодой человек, пытался развлекать меня историческими анекдотами и воспоминаниями о боевых подвигах сына. Но апатия не оставляла меня на протяжении долгих месяцев, пока я собирал сведения о том, как выглядел замок в дни былого величия. Постепенно я нарисовал план поместья, каким оно было триста лет назад, и начал нанимать рабочих для реконструкции. Привозить их пришлось из соседнего графства. Жители деревни Анчестер все, как один, отказались – хотя я предлагал заплатить хорошую цену, золотом. Но местные испытывали угрюмую ненависть к замку моих предков. Их злость и страх постепенно передавались даже рабочим-чужакам, и те, порой, сбегали целыми бригадами. Приходилось ехать за тридевять земель и нанимать новых.