Черная гончая смерти (и еще 12 жутких рассказов)

Скелет сохранился на удивление хорошо, несмотря на то, что прошло пятьсот лет. Некоторые кости были раздроблены массивными челюстями убийцы, но остальные сохранили твердость. Мы глумились и злорадствовали над чистым белым черепом, над его длинными твердыми зубами и безглазыми впадинами, которые давным-давно светились алчным блеском, подобно тому, что горел сейчас в наших глазах. В гробу лежал талисман, вырезанный из зеленого нефрита, который, очевидно, усопший носил на шее. Это была собака, сидящая на задних лапах, а может и не собака, а сфинкс – все-таки, у фигурки явственно проглядывали крылья. Мы осмотрели талисман при слабом свете фонаря, и нам показалось, что древний резчик нарочно придал неизвестному зверю отталкивающие черты. В каждой морщинке на вытянутой морде проступали жестокость, злоба и обещание адских мучений любому, кто посмеет прогневать это существо. Когтистые лапы попирали человеческий череп. Вокруг основания статуэтки вилась какая-то надпись, но ни Сент-Джон, ни я не смогли распознать ни одной буквы.

Едва увидев талисман, Сент-Джон прошептал:

– Мы должны владеть им! Только это сокровище станет достойной наградой всех наших усилий.

Я разглядывал нефритовую статуэтку, ее очертания казались знакомыми и вскоре я понял – почему. Ни один ценитель искусства или литературы, никто из здравомыслящих или уравновешенных ценителей прекрасного, не опознал бы ее. Но я вспомнил, что в запретной книге «Некрономикон», которую написал безумный араб Абдул Альхазред, упоминался этот символ – кошмарный и отвратительный даже для колдунов и некромантов. Его использовали тысячи лет назад, в забытой ныне азиатской стране Лэнг. Арабский демонолог детально описал зловещие черты крылатого пса, которые полностью отражают сверхъестественное проявление души тех, кто осмеливается досаждать мертвецам и тревожить их загробный сон.

Сент-Джон схватил фигурку из зеленого нефрита и спрятал в кармане пальто. Мы бросили последний взгляд на бледный череп ее прежнего владельца. В провалах глазниц промелькнуло зловещее выражение, и мы поспешили закрыть гроб крышкой, а после забросали могилу землей, скрывая следы своего преступления. Когда мы уходили с кладбища, сотни летучих мышей устремились к могиле древнего гуля, хотя мы не были уверены, что это не померещилось – неверный свет осенней луны может обмануть кого угодно.

Следующим утром, когда мы отплывали в Англию на торговом судне, нам снова послышался лай гигантской собаки, звучащий в отдалении. Возможно, мы приняли историю слишком близко к сердцу, но в завываниях осеннего ветра слышалась явная угроза, и мы дрожали от страха.

Мы вернулись домой, и уже через неделю началась вся эта чертовщина. Как я уже упоминал, мы жили отшельниками, у нас не было слуг, и редкие знакомые, с которыми мы общались, никогда не посещали нашу усадьбу в безлюдной глуши. У наших дверей редко раздавался стук случайного прохожего, но и тогда мы не открывали никому.

Однако теперь нас беспокоило, что по ночам кто-то копошился возле входной двери, а за окнами раздавался странный шум, напоминавший хлопанье крыльев. Мы списывали это на нервное расстройство или слишком взбудораженное воображение, но так и не отважились проверить: открыть дверь или распахнуть ставни. В какой-то из вечеров, когда мы сидели в библиотеке, огромная тень заслонила бледный диск луны и на короткое время возникла темнота, которая заморозила наши души и наполнила сердца тревогой. В тот же миг в отдалении послышался собачий лай, подобный точу, что мы слышали на кладбище в Голландии. Талисман из нефрита никто из нас не рискнул носить на шее, мы спрятали его в самой глубокой нише нашего дьявольского музея, и иногда зажигали перед ним свечу со странным запахом. Мы штудировали «Некрономикон» Альхазреда и по крупицам собирали информацию о магических свойствах талисмана, и были встревожены тем, что удалось обнаружить.

Сказать по правде, нас обуял нереальный ужас.

А чертовщина продолжалась. В ночь на 24 сентября раздался стук в дверь моей комнаты. Мне показалось, что это Сент-Джон, и я пригласил приятеля войти, но в ответ услышал жуткий пронзительный смех. Я выглянул из комнаты: в коридоре никого не было. Тогда я поспешил в спальню Сент-Джона, растолкал его и спросил: что за шутки? Он заявил, что ничего не понимает, и встревожился даже сильнее меня. Этой ночью слабый, далекий лай над болотом стал гораздо ближе, в нем явственно слышались кровожадные нотки.