Черная гончая смерти (и еще 12 жутких рассказов)

Ночью я пришел к могиле древнего гуля. Не знаю, зачем. Я уже не надеялся на спасение от лютой смерти, просто хотел убедиться в том, что мои подозрения верны. На кладбище стояла мертвая тишина. Бледная зимняя луна отбрасывала отвратительные тени, а голые ветви деревьев угрюмо царапали потрескавшиеся мраморные плиты. Увитая плющом церковь снова указала куполом-пальцем на недружелюбное небо, а ветер, словно кровожадный маньяк, завывал над штормовым морем. Я копал промерзшую землю с остервенением, словно боялся опоздать и упустить нечто жизненно-важное. Я отгонял стаи летучих мышей, а когда тощий стервятник бросился на меня с холодного неба, я убил его ударом лопаты. Наконец, я добрался до гроба и отбросил влажную крышку. Это был последний рациональный поступок, который я совершил.

В истлевшем продолговатом ящике, в объятиях дюжины спящих нетопырей, лежало костлявое существо, которое мы с Сент-Джоном ограбили не так давно. Череп, уже не чистый и белоснежный, но покрытый запекшейся кровью и клочьями плоти и волос, злобно смотрел на меня фосфоресцирующими глазницами. Острые окровавленные клыки чуть приоткрылись, насмехаясь над моей неизбежной гибелью. Чудовище глухо залаяло, как гигантский пес, и я увидел, что гуль держит в грязной лапе роковой талисман зеленого нефрита. Я закричал и убежал прочь, преследуемый несмолкаемым лаем.

Мое сумасшествие принес звездный ветер…

Эти когти и зубы, заточенные о человеческие кости…

Смерть мчится на крыльях летучих мышей, столь же черных, как и руины забытых храмов Белиала…

Теперь, когда лай мертвого чудовища становится все громче и громче, а хлопанье этих проклятых крыльев все ближе и ближе, я поднесу револьвер к своему виску, чтобы обрести благословенное забвение, которое станет моим единственным убежищем от безымянного ужаса.

Говард Филлипс Лавкрафт

Крысы в стенах

16 июля 1923 года я переехал в Эшемский приорат после того, как бригада рабочих закончила многолетнюю реставрацию. Поднимать древний замок из руин – задача грандиозная, и влетела в копеечку. Но я так мечтал поселиться в родовом замке, что не сожалел о расходах. Это место считалось проклятым с начала 17 века. Во времена правления Якова Первого ужасная, хотя и необъяснимая трагедия унесла жизни хозяина замка, его жены, пятерых детей и нескольких слуг. Единственный уцелевший наследник этой проклятой семьи – мой предок, – сбежал в Америку, окутанный туманом подозрений. Его тут же провозгласили убийцей, поместье отошло в собственность короля, но обвиняемый не предпринял никаких попыток оправдаться или вернуть свое имущество. Потрясенный чудовищным ужасом, превосходящим и совесть, и закон, Вальтер де ла Фоэр, одиннадцатый барон Эшем, бежал в Вирджинию и жил там под фамилией Делафэр.

Эшемский приорат оставался незанятым сотни лет, хотя земли присоединили к имению одного из придворных по фамилии Норри. Архитекторы и археологи с интересом изучали развалины замка – эти готические башни, выросшие на саксонских плитах, под которыми обнаружились подвалы, устроенные римлянами, и тайные ходы друидов, которые жили здесь задолго до прихода первых легионов. Фундамент уходил в твердыню известковой скалы, сливаясь с ней у самого обрыва, с края которого замок смотрел на пустынную долину в трех милях к западу от деревни Анчестер. Ученые были в восторге от этой странной реликвии забытых веков, но деревенские жители ненавидели ее всей душой. Они обходили замок стороной сотни лет назад, когда здесь жили мои предки, и сейчас тоже шарахались от вновь отстроенных стен, без единого пятнышка мха или плесени. Меня шокировало такое поведение, но главное – столь долгая память.

В Америке, где я вырос, к прошлому относятся наплевательски. Нет, конечно, некоторые из наших соседей-плантаторов хвастались, что их предки сражались в Крестовых походах, плавали по океанам в эпоху Возрождения. Но только после изрядной попойки, когда провожали гостей и случайно спотыкались о рыцарские доспехи, или ударялись плечом о раму старинного портрета. В трезвом виде никто не заговаривал о прошлом. Здесь привыкли смотреть в будущее.

Поэтому в Вирджинии я никому не рассказывал о необычной традиции нашего рода: глава семьи, достигнув сорокалетия, передавал старшему сыну конверт, с требованием «Вскрыть после моей смерти». В письме содержались мрачные тайны всех поколений семьи де ла Фоэров – каждый мужчина добавлял к многовековой летописи собственные подвиги, а также честно сообщал потомкам о своих провалах и постыдных поступках.