– Съездить-то, конечно, можно. Улица Германа Титова через два квартала, только вряд ли мы его дома застанем: разгар рабочего дня.
– Чем черт не шутит?
Через пять минут мы въехали во двор нужного дома.
– Знать бы еще номер квартиры, – вздохнула я, вглядываясь в окна дома. – Почему я не спросила у Анны Григорьевны, в каком подъезде живет Владимир Антипов? – запоздало пожалела я. – Обходить все квартиры подряд?
– Придется, пошли, – поторопила меня Алина, вылезая из автомобиля. Окинув взглядом дом, она добавила: – По нынешним меркам, дом небольшой – всего-то два подъезда. Авось подскажут.
Мы зашли в первый подъезд, из трех дверей выбрали самую неказистую, предположив, что за ней непременно должны жить пенсионеры. Расчет был прост: бабушки и дедушки самый разговорчивый народ, они с радостью воспользуются возможностью поговорить с посторонним человеком. Как правило, они знают всех жильцов дома и в курсе всех дворовых событий. А что нам еще нужно?
И точно – после второго звонка за дверью послышались шаги. Никто не спросил: «И кто там?» – сразу щелкнул замок. Но перед наши глазами возникла не старенькая бабулька божий одуванчик, как мы того ожидали, а молодая женщина.
– Вы к Павлу? – спросила она, смахивая с лица длинную прядь волос. – Ой, а я вас, кажется, знаю, – констатировала женщина, сосредоточив на мне взгляд холодных серых глаз.
Узнала ее и я. Она приходила позавчера в наше агентство со своим приятелем, возможно, мужем (откуда мне знать, в каких отношениях состоит парочка). Это они мне напомнили двух хиппи, перенесшихся из семидесятых годов прошлого столетия в наше время. Кстати, на женщине был тот же сарафан, что и вчера: льняной, расклешенный книзу, на широких бретелях. И где она его только откопала? Наверняка сама сшила.
– К Павлу? – переспросила я.
– Да. Разве вы не по объявлению, за картиной? – спросила она.
– Нет, мы ищем Владимира Антипова. Не подскажите, в какой квартире он живет? – вступила в разговор Алина.
– Вовчик? В шестнадцатой. Это в этом же подъезде, только двумя этажами выше, – разочаровано ответила женщина.
– А не знаете, он сейчас дома? – наобум спросила Алина.
– Ну откуда я могу знать? – усмехнулась женщина. – Я ведь не экстрасенс. Обычно в это время Вовчик у себя в институте. Если это так, то раньше половины восьмого он дома не покажется.
– Вы так хорошо знаете, когда Владимир возвращается с работы? – удивилась я вслух.
– А что тут странного? – пожала плечами Настя. Как-то само собой в моей памяти всплыли имена этой парочки. Ее звали Анастасией Зотовой, его – Павлом Кротовым. – Я дворником работаю в этом дворе. Знаю, когда кто уходит на работу, когда приходит.
Тут Алина не сдержала своего удивления.
– Вы дворник?! А как же…
Мне реакция Алины была вполне понятна: на какие шиши женщина собралась в Гималаи? Может, муж неплохо зарабатывает? Тогда вопрос второй: зачем ей при состоятельном муже мести улицу?
Настя не стала нас долго мучить. Она оказалась хорошим физиономистом и мгновенно догадалась о том, что нас смущает.
– Мой гражданский муж Павел – художник, а я его муза и по совместительству кормилец семьи. Работаю дворником в нашем дворе, вяжу на заказ, собак выгуливаю.
Я скептически улыбнулась – незавидная участь быть женой гения. Бедная женщина вкалывает от рассвета до заката, чтобы ее «суперталантливый» супруг имел возможность творить в свое удовольствие.
Моя улыбка не осталась незамеченной Настей.
– Только не надо думать, что Паша бездарь и ничего не зарабатывает, – она словно прочитала мои мысли. – Вот недавно мы продали картину – за очень хорошие деньги. Хотите посмотреть?
– Что? Проданную картину?
– Да нет, на то, что осталось. Через несколько лет картины Павла будут разлетаться, как блины на масленицу.
«Хорошее сравнение, – про себя отметила я. – Особенно в контексте с произведениями искусства».
Настя втянула нас через порог. Впрочем, мне и самой хотелось посмотреть на творения Павла Кротова, которые, по словам его жены, через год-другой будут иметь бешеный спрос.
«Может, прикупить одну, если, конечно, Настя не много запросит?» – подумала я, прикидывая в уме, сколько я могу потратить на произведение пока еще непризнанного гения.
– У нас творческий беспорядок, – предупредила Настя, провожая нас в единственную комнату.
Квартира была однокомнатной. На жилую она меньше всего походила. Мастерская художника – да. Здесь по всюду стояли картины: в рамах и без, на подрамниках и просто приставленные к стене.
Взглянув на первую из картин, я поняла, что ни одну из них не куплю. И не потому, что картины были написаны скверно. Нет. У Кротова была хорошая техника. Дело в другом. Павел писал пейзажи в большинстве своем мрачные: ночь, полуразрушенные дома, сельский погост с покосившимися крестами и провалившимися могилами. Трудно представить, что кому-то захотелось бы иметь такую сомнительную красоту дома. Пейзажи угнетали. При виде полной луны, лучи которой освещали могильные оградки, думалось о грустном, о грядущем последнем дне, об утрате близких.