Черная полка

К подворью тянулись прихожане на литургию.

Инга чертила носком ботинка на асфальте квадраты.

— Агеев говорил, что ложь — это один из путей к правде.

— Чего? — Штейн посмотрел на нее с тревогой.

— Что, не познав лжи, невозможно познать правду.

— И после этого ты ему еще доверяла? Это чистый вывих сознания. Релятивизм, будь он неладен.

— Ты не понял, у нас совсем другой контекст разговора был.

— И понимать не желаю. Ты сейчас его еще оправдывать начнешь. Знаю я этот бред. Мы начинаем с того, что мир бесконечен и в принципе непознаваем, каждое новое знание разбивает в прах предыдущее, чувственное восприятие неистинно и прочие офигительные трюизмы. А кончается это чем? Человек перестает понимать, куда его занесло, где правда, а где расфуфыренное вранье. Полный хаос в голове, и знаешь, что самое страшное? Неуверенность. Неуверенного и слабого легко втягивают в преступление. Могут внушить всякую херню — потому что нет у него критериев правды и лжи. Все относительно! И вчерашний философ становится убийцей и мнит себя спасителем человечества. Твою ж мать! Ты это, подруга, брось. Ложь — никакой не путь. И никогда не приведет к правде.

— Да ты, старик, трезвеешь на глазах!

Они присели на лавочку у подъезда, закурили.

— Я просто устал. Сволочная у нас все-таки работа, — сказал Олег. — Все ходим, вынюхиваем чего-то. Человеку несчастье — нам новость.

— Что это с тобой?

— Да так. Я все про Туми думаю. Не зря нас уволили. Судьба это.

— Как она, не знаешь?

— Читал недавно. Ей хуже. Лечат всем подряд, но прогнозы сомнительные. Мне так и кажется, что мы ей жизнь испортили. Мы с тобой, понимаешь? И чего нас понесло в эту чертову больницу?

— Почему мы?

— Мы подогрели интерес к ее болезни. А оно ей надо? Народ уже и музыку ее забыл, но запоем читает про то, как она слепнет. Безумие какое-то.

— Ты, Олежка, сегодня мистически настроен. И тебе это не идет. Оставайся лучше веселым циником.

— Циником, говоришь? Глупая ты. Знаешь, если бы нас не уволили, я бы через несколько лет скурвился. Стал бы таким же, как Агеев. Убивай и сгребай в мешок популярность. В чем она там сейчас измеряется? В баксах, лайках или просмотрах?

— Ты не стал бы. Ты скорее спился бы.

— О. Это мысль. Так и поступлю.

— Только не в ближайшие сто лет. Ты мне страшнострашно нужен! И я тебя обожаю. — Инга обняла его.

— И не уговаривай. Все равно сопьюсь. А ты не смей. Днем, как отоспишься, садись писать «Дело номер 1. Дья-

Вольский шприц». Или нет — «Смертельное интервью». Нет, не то. О! «Черная полка». И погнали!

Инга засмеялась.

Они еще долго, до первых лучей, бродили улочками, курили на заброшенном пустыре, строили планы, и Олег заставлял ее смеяться все больше и больше. И когда взошло солнце, это уже было новое солнце — не то, что гладило по щеке Александру Николаевну и светило в иллюминаторы самолета Москва — Нью-Йорк.

Эпилог

Источник: Youtube.com

Опубликовано: 21 июня

Категория: Люди и Блоги

Лицензия: стандартная лицензия Youtube

Транскрипт

Ведущий (за кадром): Сегодня у меня очень интересный собеседник. Человек, с которым я хотел поговорить по душам… очень и очень давно. Но все не отваживался. Это я сам. Знакомьтесь, Агеев Игорь Дмитриевич. В прошлом малоизвестный журналист, оператор, ныне — знаменитый видеоблогер и убийца. И вот мой первый вопрос. Какое у вас самое яркое впечатление детства?

…Видео снято на две камеры — одна держит общий план собеседника, другая — крупно лицо. Того, кто задает вопросы, не видно, но это голос Агеева. Пока звучит вопрос, он слушает свой собственный голос. В объектив на зрителя смотрят уставшие глаза. Взгляд — спокойный, но в нем — боль и отрешенность…

Агеев (крупно): Это было в середине 60-х. Самый разгар застоя, как потом стали называть это время. Мне было лет пять-шесть, не больше. И это был единственный раз, когда отец взял нас с матерью на парад Победы. Мы стояли в общей толпе, я почти ничего не видел. И вдруг отец сгреб меня и посадил себе на шею. В один миг я оказался над всеми. Это было такое чувство… Ты почти паришь, почти бог и при этом ощущаешь гармонию и примирение со всем миром. И еще чувствуешь гордость, почти невыносимую. Мы лучше всех! Мы сильнее всех! Мы всех победим!

Смена плана.

Вопрос (за кадром): У вас были близкие отношения с отцом?

Смена плана — крупно

Агеев: Нет. Совсем нет. Отец был очень замкнутым человеком, суровым. К сожалению, он мало успел рассказать мне о своей жизни. На фронте отец несколько раз был ранен и довольно рано умер. Сказались последствия ранений. Но незадолго до смерти он неожиданно признался мне, что по-настоящему счастливым был только во время войны. Тогда он точно знал, что нужен, жизнь была наполнена смыслом. Он во всей полноте ощущал ее ценность, потому что мог потерять в любой момент.

Вопрос (за кадром): А для вас — что значит быть счастливым?

Агеев: Мое счастье умерло в 1998 году, когда я не смог спасти Надю.

Вопрос (за кадром): Как вы познакомились с вашей женой?