Чернее некуда

— Мы надеемся, что вы нас отпустите, — сказал сэр Джон. — Дамы…

— Да, конечно. Для вас это было ужасным испытанием, вы все, наверное, измотаны.

— А вы-то сами? — спросила леди Смайт. Она была сильной женщиной.

Аллейн поднял глаза от записей.

— Ну, — сказал он, — меня, пожалуй, еще можно похлопать по спине, но не сильно. Похоже, к этим записям добавить нечего и я хотел бы задать вам всего один вопрос. Я понимаю, что на месте преступления царила полная неразбериха и все же хотел бы знать, есть ли у вас мнение, обоснованное или нет, не важно, относительно того, кто совершил убийство?

— Но Боже мой! — воскликнул сэр Джордж. — Рори, помилуй. Кто же еще, как не тот мужлан, которого увели ваши люди. Кстати, я должен тебя похвалить, они действовали весьма расторопно.

— Ты имеешь в виду?…

— Господи, разумеется я имею в виду это здоровенное животное с копьем. Прошу прощения, — сказал он полномочному представителю и густо покраснел. — Боюсь, я не совсем удачно выразился. Уверен, вы поймете меня правильно.

— Джордж, — с подчеркнутой вежливостью осведомился его брат, — тебе не хочется домой?

— Мне? Нам всем хочется. Но не могу же я всех тут бросить. Я не желаю никаких привилегий.

— Уверяю тебя, привилегий ты не получишь. Стало быть, — Аллейн повернулся к остальным, — вы все считаете, что убийство совершил копьеносец?

— Ну, в общем, да, — сказал сэр Джон Смайт. — Я к тому, что… Кто же еще? Бог ты мой, копье-то ведь было у него в руках!

Супруга полномочного представителя вдруг довольно громко произнесла что-то на родном языке.

Аллейн вопросительно взглянул на ее мужа, тот откашлялся.

— Моя жена, — сказал он, — кое-что заметила.

— Да?

— Моя жена говорит, что поскольку тело лежало рядом с ней, она слышала.

— Да? Что она слышала?

— Звук удара и предсмертный хрип, — он коротко посовещался с женой. — И еще одно слово. Нгомбванское. Очень тихо произнесенное мужчиной. Она думает — самим послом.

— И что это за слово, по-английски?

— «Предатель», — сказал полномочный представитель.

Он немного помолчал и добавил:

— Моя жена хочет теперь уйти. У нее кровь на платье.

III

Громобой переоделся в халат и выглядел в нем, как Отелло в последнем акте. Халат был черный с золотом, а из под него еще выглядывала малиновая пижама. Громобой распорядился, чтобы его разбудили, если Аллейн захочет с ним переговорить, и теперь принимал в библиотеке Аллейна, Фокса и притихшего, но все еще нимало не сонного мистера Уипплстоуна. На миг-другой Аллейну показалось, что Громобой собирается выразить недовольство присутствием последнего. Увидев его, Громобой словно бы замер. Он явно намеревался что-то сказать, но затем, по-видимому, смилостивился. Похоже, мистеру Уипплстоуну удалось найти правильный тон в обращении с Громобоем. Его дипломатические манеры оказались безупречными: почтительность без подхалимства и сдержанность без заносчивости.

Когда Аллейн сообщил, что хочет поговорить со слугой-нгомбванцем, обслуживавшим их в шатре, Громобой, не тратя лишних слов, отдал короткое распоряжение по внутреннему телефону.

— Я бы не стал беспокоить вас по таким пустякам, — сказал Аллейн, — но мне не удалось найти никого, кто согласился бы взять на себя ответственность и привести ко мне этого человека без вашего приказа.

— Они сегодня все не в себе, — туманно откликнулся Громобой. — Зачем он вам понадобился?

— Английский лакей, работавший в шатре, утверждает, что этот человек напал на него.

Громобой прикрыл глаза.

— Цирлих-манирлих, — сказал он.

Добавлять как мы когда-то говаривали в «Давидсоне», необходимости не было. В последний их школьный год это выражение было в таком ходу, что в конце концов истерлось до нитки. С пугающей точностью Аллейн вспомнил и отделенную от него столькими годами темноватую комнату, пахнущую тостами с анчоусами и горящим в камине углем, и принятые в его с Громобоем кружке сверстников манеры.

Появившийся вскоре слуга оказался невзрачным человечком в белых брюках, майке и застегнутой не на те пуговицы лакейской куртке. Он определенно очень волновался и испытывал перед Президентом благоговейный страх.

— Я сам с ним поговорю, — объявил Громобой.

Так он и сделал, и судя по раскатам его голоса, разговор был суровым. Слуга, выкатив глаза и уставя их в некую точку на дальней стене библиотеки, отвечал, так во всяком случае показалось Аллейну, с отчетливостью заводной игрушки или солдата на параде.

— Он говорит «нет», — сказал Громобой.

— Вы не могли бы немного надавить на него?

— Это ничего не изменит. Впрочем, пожалуйста.

На сей раз слуга ответил более пространно.

— Он говорит, что столкнулся с кем-то в темноте и, споткнувшись, на миг уцепился за этого человека. Смешно, говорит он, считать это нападением. Он про это и думать забыл. Возможно, речь идет о вашем лакее.

— Куда он отправился после этого?

Оказался около заднего выхода и выскочил из шатра, его напугала всеобщая суматоха. Там люди из охраны сцапали его и отвели со всей прочей прислугой в бальную залу.

— Вы ему верите?

— Он не посмел бы солгать, — спокойно ответил Громобой.