Черное солнце

Густые кудряшки упрямо закачались из стороны в сторону, и в следующий миг оказались под длинными пальцами Эдварда, словно багряный шелк, ласкающий кожу. Страстный поцелуй длился целую вечность и еще дольше: время потерялось и стерлось. Эдвард сходил с ума от нежности Элисон, опьяняющей и долгожданной, которой так давно жаждал и перестал ждать. И когда кольцо ее рук разомкнулось, освобождая его, он не дал ей уйти, и, обняв Элис, долго укачивал ее в теплом ветре раннего летнего утра.

Эдвард не помнил, когда улыбался так в последний раз, но Эл, сидя за столиком кафе напротив него, сказала, что он похож на мальчишку, укравшего сладости и далекого от раскаяния. Он рассмеялся. Глаза его лучились таким теплом, что оно было почти осязаемым. Именно из такого чистого света были сотканы настоящие солнечные зайчики.

– Харри? – если бы не Элисон, которая первой обернулась на женский голос, Милн вряд ли бы расслышал свое немецкое имя.

Высокая блондинка подошла ближе, с улыбкой рассматривая Кёльнера. Проследив за взглядом Элис, Эдвард наконец-то перешел в реальность, где его звала по имени статная блондинка.

– Ханна?

Красавица звонко рассмеялась и закружилась перед ним. Пышный подол белого платья, сделав несколько кругов, плавно опустился вниз. Несколько секунд бывшие любовники молча смотрели друг на друга.

– Познакомишь меня? – спросила Ханна, указывая взглядом на Эл.

Милн поднялся из-за стола и представил женщин друг другу.

Новость о том, что Агна – жена Кёльнера, фройляйн Ланг восприняла с улыбкой и удивленно посмотрела сначала на фрау Кёльнер, а потом и на Харри, спрашивая его взглядом, не шутит ли он?

Желая удостовериться в правдивости его слов, Ханна поцеловала Харри в щеку, задерживая губы в поцелуе дольше, чем упоминалось в учебниках по этикету. Взгляд голубых глаз медленно прошелся по его лицу, узкая ладонь легла на грудь и пальцы медленно очертили длинную линию шрама, скрытого светло-голубой рубашкой.

Глава 18

…Шел дождь. Самое начало рассвета. Солнце было алым и темным, его густой цвет, так похожий на глубину раскрытого сердца, окрашивал собою все, что было вокруг – трава, деревья, углы домов: все стало красным. Капли дождя мелкой дробью били по лицу и быстро убегали вниз, скатываясь в густую траву. Вот большая капля зависла на краешке его длинных ресниц и упала. Он так устал, – Элисон это знала. И не могла перестать смотреть на него, – таким невероятным было его лицо в ту минуту. Усталость снесла последние барьеры, и в глазах Эдварда она снова заметила отстраненность, которую много раз видела раньше. Но тогда она быстро пряталась, – за улыбку или взгляд, отведенный в сторону. Теперь же ей ничего не оставалось, как выйти к восходу солнца и дать ему время. На вдох и выдох.

Усталость обнажила лицо, глубокий взгляд ярких глаз не избегал ответного взгляда Элисон. Она только боялась одного, – что каким-то неловким движением спугнет эту крайнюю искренность, острую и пронзительную, увидеть которую дано не всем, но увидев однажды, забыть уже нельзя.

Нахмурившись, Элис тряхнула головой, отгоняя воспоминание. Она влюблялась в Эдварда, и это не нравилось ей, потому что вместе с влюбленностью приходила ревность. Вздохнув, она снова перевела взгляд на журнальную страницу, пытаясь уловить смысл напечатанных слов.

Дверь в библиотеку плавно скользнула в сторону.

– Ты не спишь? – голос прозвучал совсем близко, Эдвард, задержавшись, легко поцеловал ее в щеку и взъерошил волосы.

По утрам Эл с трудом укладывала непослушные пряди в прическу, при этом так смешно надувая щеки, что после слишком долгого дня, проведенного в компании нацистов, посетивших с визитом заводы концерна «ИГ-Фарбиндустри», в состав которого входила компания «Байер», Милн не смог отказать себе в удовольствии немного позлить ее, – тогда от возмущения глаза Элисон становились темнее, напоминая ему малахит.

– Читаю новый номер, – она приподняла журнал «StyL» и улыбнулась.

– Что пишут?

Милн вальяжно устроился в кресле напротив, с удовольствием вытягивая вперед длинные ноги. Элисон быстро пробежала взглядом цитату из речи Геббельса, но вслух прочитала только заголовок статьи:

– «Немкам – немецкую одежду!». Французские фасоны наносят вред как физическому, так нравственному здоровью немецких женщин.

Эдвард усмехнулся, слушая голос Элисон, полный иронии.

– Ты не обязана была соглашаться на предложение Геббельса.

Элисон покачала головой, перебивая его.

– Другого выхода не было, ты знаешь. Я не могла отказаться, – с легким плеском глянцевых страниц, Элисон захлопнула журнал мод и посмотрела прямо перед собой. В памяти все еще мелькали слова из речи министра пропаганды, процитированные в статье: