Черное солнце

Даже Баве, получивший тяжелейшую контузию на полях Первой Мировой и поражение газом, от которого он лишился половины лица и потому вынужден был носить лицевой протез, даже я, почти не помнивший себя прежним – глупым, вольным мальчишкой, который творил всякие глупости, и форма Итона нисколько тому не мешала. Несмотря на все, что происходило с нами и вокруг нас, мы оставались людьми, желавшими любви и жизни.

* * *

В один из дней, – это было в Ганновере, почти в финале нашего автомобильного одинокого ралли, – Элис была особенно веселой. Мы остановились на обочине шоссе, и уже по привычке убрав крышу «Мерседеса», наслаждались солнцем, берлинером и горячим глювайном. Время словно застыло, мы щурились от солнечных лучей, но Элисон, наконец-то разговорившись, запрещала мне поднимать крышу автомобиля, и со смехом отталкивала мою руку, если я хотел нажать на кнопку, чтобы закрыть машину. Убрав остатки еды в дорожную корзину, она удобно устроилась на переднем сиденье и смотрела в небо. Между нами была та тишина, которая, возникнув, перерастает в доверие. Признаюсь, тогда я позволил настоящей минуте увлечь себя и просто сидел за рулем, ни о чем не думая. Как вдруг Элис вскрикнула и перегнулась через дверь «Мерседеса».

– Ты видел?!

Помню, я нахмурился и отрицательно покачал головой: я ничего не видел, мне было слишком хорошо в ту минуту, впервые за последние девять «взрослых» лет, что я провел в разведке. Эл выгнулась снова, указывая пальцем вверх, в небо, но все, что видел я – ее счастливая улыбка, блеск глаз и плавные линии тела.

– Это был черный стриж! – она повернулась ко мне и заметила, как ее стопы упираются в мое бедро. Прозвучало быстрое «прости!», и Эл, волнуясь, поправила юбку, «правильно» усаживаясь на свое место. С той минуты веселье кончилось, впереди нас ждал Брауншвайг, а за ним – Берлин, в канцелярии которого мы перестанем быть «женихом и невестой», и превратимся в Харри и Агну Кёльнер, богатых немцев, которым нужно узнать, как пройти «наверх», в гнездо Гитлера.

* * *

Два часа назад Эл скрылась за дверью ателье на Унтер-ден-линден, а я остался ждать ее в машине. Это было пятнадцатого февраля, с момента начала власти Гитлера прошло почти две недели, и за это время Берлин успел сильно измениться. Флаги со свастикой, где кровавый круг обрамлял белый, приковывая внимание к черным крючьям в центре, трепал холодный ветер. Но, несмотря на холод, на улицах было очень многолюдно, правда, как мне казалось, движения прохожих были резкими и хаотичными, как у марионеток, еще не привыкших к ниткам, связавшим их по рукам и ногам. Дверной колокольчик мягко прозвенел, дверь открылась и пропустила Эл вперед.

На ней было свадебное платье и белая шляпка с вуалью, которая наполовину скрывала лицо. Она улыбнулась мне, и села рядом, говоря, что теперь мы можем ехать на Александерплатц. Согласно заданию, свадьба Харри и Агны Кёльнер должна была быть скромной, но – со свидетелями. И, не найдя никого из проходивших мимо людей на эти почетные должности, мы решили, что возле канцелярии на самой оживленной берлинской улице свидетелей будет более, чем достаточно.

…Церемония прошла быстро и точно, ровно уложившись в пятнадцать минут, которые были отведены на регистрацию каждой пары. Мы уже подходили к нашему «Мерседесу», когда дорогу нам перешел высокий плотный мужчина. Он остановился перед нами и ждал, пока мы поравняемся с ним. При необходимости, я мог выстрелить из своего «Вальтера» в любую минуту, хотя что было бы потом, когда меня схватили бы и обвинили в покушении – или даже убийстве – самого Германа Геринга? А передо мной и Эл стоял именно он. Рейхсминистр авиации Третьего рейха.

Я не успел подумать о том, догадалась ли Эл, кто он, – жеманная улыбка раздвинула его тонкие губы, когда мы остановились рядом с ним. После приветствий, которыми мы обменялись, Геринг захотел узнать наши имена, и оглянувшись на наш «Мерседес», улыбнулся еще шире. И каково же было его удивление, когда я протянул ему паспорта Харри и Агны Кёльнер и свидетельство о браке, заключенном несколько минут назад. Казалось, что и истории про наш «Мерседес», сделанный по специальному заказу, он вполне поверил. Его смутило, что мы приехали на «машине фюрера» – так он выразился, потому что правом ездить на таких автомобилях обладали только высшие чины нынешней Германии. Сказав «ну раз уж вы немцы!», Геринг захохотал, поправил козырек серой фуражки, и, возвращая мне документы, пристально посмотрел на Эл. Я почувствовал, как она вздрогнула и сжала мою руку. Потом, сделав легкое движение вперед, очаровательно улыбнулась Герингу и наклонила голову в знак благодарности. А он, звонко хлопнув в ладоши и глядя на нас долгим взглядом, ответил, что не оставит нас, пока не увидит поцелуй молодоженов. Фраза была произнесена вполне благодушно, но за этим покровом был явно различим приказ.