Читаем Черные листья полностью

Он низко поклонился, потом вдруг быстро направился к Павлу, подошел к нему совсем близко, остановился и холодно, жестко глядя в глаза его, спросил:

— А кто вас сюда звал, Селянин? Кто вам с Лесняком сказал, что мы без вас не обойдемся? Помнишь, когда тебя выбирали в шахтком, наша бригада тоже гамузом за тебя голосовала. Спросишь почему? А потому что думали: Селянин — человек скромный, Селянин — настоящий шахтер и настоящий товарищ. И главное — человек по-настоящему честный. Вот как мы о тебе думали, Селянин…

Никита на минуту умолк, и Павел заметил, как он болезненно поморщился. Наверное, опять схватило желудок — Павел знал, что Комов давно страдает этим недугом и скрывает его, боясь, как бы не запретили работать под землей.

Он сказал, искренне ему сочувствуя:

— Ты успокойся, Никита. Зачем нервы? Можно ведь поговорить и по-хорошему. Лучше скажи, отчего вы так против нас с Лесняком настроены? Хлеб мы ваш отнимаем, что ли?

— Скажу. — Ему все-таки удалось превозмочь приступ боли, и страдальческое выражение на его лице опять сменилось выражением жесткости и даже какой-то, удивившей Павла, непримиримости. — Скажу, Селянин. Тебе, правда, и самому следовало обо всем догадаться, но раз не доходит — придется объяснить. Вы с Устей что сделали? От ворот поворот? Пускай, дескать, с ней другие возятся, а нам гро́ши зарабатывать надо… Так я говорю?

— Не так, Никита, — спокойно ответил Павел. — Логики тебе не хватает. И тебе, и Семену. Минуту назад вы что обо мне говорили? Будто я для того и решил помочь жене написать статью, чтобы бросить тень на бригаду. А ведь статья-то была направлена не в ту сторону, Никита. Я ведь как раз и возмущался тем, что кое-кто в кусты полез. Или ты забыл, о чем речь в статье шла?

— Ты нам зубы не заговаривай, — бросил Семен. — И про логику шарики не вкручивай. Понял? Мы Устю своими руками на ноги ставим. Не посчитались, что чуть ли не вполовину меньше вашего зарабатывали и попервах пальцами в нас тыкали: глядите, мол, на симкинцев, люди на-гора́ уголь выдают, а симкинцы в трали-вали играются. Было такое? Так на кой же нам хрен теперь нужно, чтоб кто-то чужой к нашей славе примазывался?! Вот про это самое Никита тебе и толкует: честный человек на такое не пойдет. Ясно я выражаюсь? Честный человек сказал бы начальству: мне на готовенькое идти не с руки. Стыдновато маленько. И прошу меня на это не толкать. А вы с Лесняком — бегом рванули! И думали, небось: симкинцы спят и во сне видят, как мы их осчастливили… Короче говоря, дорогие наши гости, давайте поворачивайте оглобли и топайте туда, откуда пришли. Вот это и будет по-честному, по-шахтерски. Вопросы к нашему собранию имеются? Если нет — не станем вас задерживать, кланяйтесь товарищу Каширову и всем прочим…

— Вопрос есть один, — сказал Лесняк. — Ты, Семен, кто будешь? Начальник участка? Или, может, директор шахты? Чего хвост трубой поднял? «Топайте туда, откуда пришли». Ха! Распорядился.

Он посмотрел на Селянина, увидел, как тот покачал головой: не надо, мол, так, не надо обострять. И тогда Лесняк подошел к Никите и протянул ему руку:

— Держи, Никита. Вместе работать будем. Когда-то ведь корешами были, забыл?

Никита, однако, руки не подал. Чуть отвернувшись в сторону, проговорил сквозь зубы:

— Когда-то, может, и были… А все ж вам лучше уйти, Витька… Не получится у нас, понимаешь? Не любим мы таких штучек.

— Ну что ж, дело ваше, — пожал плечами Лесняк. — Только и мы не из тех, кто задний ход при крутой волне дает. Слыхал такую поговорку?

4

Наверное, Симкину надо было быть помягче. Но, в отличие от Кирилла Каширова, Андрей Андреевич чувств своих сдерживать никогда не мог, да и не хотел. Какой бы конфликт между ним и рабочими его участка ни возникал, Симкин всегда действовал напролом и придерживался неотразимого, на его взгляд, довода: «Здесь вам не английский парламент, где можно лить воду из пустого в порожнее. Здесь производство, железная дисциплина, и кого все это не устраивает — милости прошу подать заявление по собственному желанию…»

Когда они вместе спускались в шахту и Павел вкратце рассказал ему о том недружелюбии, с каким сегодня их с Лесняком встретили, Андрей Андреевич лишь усмехнулся:

— Тебя это беспокоит? Не понимаю… Теперь ты их начальник со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ты — приказываешь, они — выполняют. И всё. С эмоциями пусть разбираются на досуге.

То же самое он сказал и рабочим, но еще в более резкой форме. И хотя Павла это до некоторой степени покоробило, он счел нужным промолчать — Симкина Селянин неплохо знал и считал, что спорить с ним бесполезно. Он только попросил, чтобы в самом начале смены Андрей Андреевич оставил его в лаве одного, а сам шел в другой забой. Так, казалось Павлу, будет лучше. Так, думал он, ему будет легче найти общий язык с людьми, с которыми ему предстояло работать не один день.

Симкин ушел, предупредив: если случится что-нибудь из ряда вон, пусть Павел пришлет за ним в седьмую лаву — он будет там. И еще Андрей Андреевич счел нужным посоветовать:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза