Черные перья. Работа для гробовщика

Около девяти часов он позавтракал и спустился по ступенькам крыльца, где чуть не столкнулся с мисс Лав и ее ведром. На ней был небесно-голубого цвета чепчик и белый утренний халат. По своему обыкновению, она пребывала в добродушно-лукавом расположении духа.

– У нас нынче будет сборище! – прокричала она, моргая вечно слезившимися глазами, и добавила громоподобным шепотом: – Многие сойдутся только потому, что тут совершили преступление. – Она рассмеялась, как шкодливый ребенок, и на ее розовом лице еще отчетливее стало читаться хитроватое выражение. – Вы уж не забудьте про вечеринку. Возвращайтесь ко времени. Я говорю: возвращайтесь вовремя!

– О, я вернусь задолго до начала, – заверил Кэмпион и окунулся в подернутый маревом солнечный свет улицы.

Однако он ошибся. Изначальный визит затянулся на все утро, а его последствием стала необходимость еще нескольких встреч. Причем каждая из них требовала деликатности и всего такта, каким он обладал вроде бы в достаточной мере. Кэмпион разыскивал и расспрашивал родственников, местонахождение некоторых он выяснил, но данные не подтвердились. И все же, когда солнце начало клониться к закату над окрасившимися в красноватые тона домами Апрон-стрит, он вышел на нее уверенной походкой человека, не напрасно проведшего день и обретшего новый повод для желания немедленно продолжить работу.

При первом взгляде на пансион у него сложилось впечатление, что он охвачен пожаром. Толпа разрослась. Коркердейл при поддержке двух полисменов охранял ворота и периметр ограды сада, а парадная дверь на вершине ступеней крыльца была маняще распахнута. Вечеринка мисс Эвадны началась.

Внутри царила великолепная атмосфера. Ощущение гостеприимного дома достигалось простейшим приемом – все двери внутри него открыли для гостей. Кто-то – Кэмпион сразу заподозрил в этом Кларри – приладил старинный медный канделябр на четыре свечи к плоской поверхности стойки перил у подножия лестницы. Пламя свечей колебалось под сквозняком, и они коптили, наполняя воздух сальным запахом. Но в целом имели праздничный вид.

Как только он ступил на порог, к нему из гостиной выскочила Рене. Она выглядела неожиданно нарядно и даже эффектно в платье из плотной черной ткани, и вообще была вся в черном, если не считать белого шелкового чайного фартучка, украшенного лепестками роз. Кэмпион решил, что это давние театральные инстинкты заставили ее избрать традиционный костюм сценической экономки, но первые же слова Рене развеяли иллюзию.

– Наконец-то вы пришли, мой дорогой, – она вцепилась в его руку. – Слава богу, появился кто-то респектабельный. Иначе я была бы единственной во всем доме, вспомнившей о необходимости соблюдать хотя бы видимость траура. Не скажу, что эти люди бессердечны, но они поглощены своими мыслями, а потому у них нет времени думать вообще хоть о чем-нибудь, если вы понимаете меня.

– Превосходно понимаю. И траур вам к лицу. Вы очаровательны.

Рене в ответ рассмеялась, и отблески солнца заиграли в ее глазах.

– Вы несносный мальчишка! – воскликнула она. – Сейчас не время отпускать друг другу комплименты. Хотя очень жаль. Послушайте, Альберт, – он оглядела холл и понизила голос до шепота, – неужели правда, что полиции стало известно, кто преступник, и сейчас они раскидывают сеть вокруг него?

– Я пока ничего об этом не слышал, – ответил он с напускной таинственностью.

– Конечно, вас же не было дома целый день. Думаю, вы обнаружите, что это правда. Кларри велел мне никому не обмолвиться ни словом, и я, разумеется, не стану ни о чем распространяться, но сейчас в доме прибавился добрый десяток новых полицейских. И они наблюдают, выжидают, явно готовы к выполнению приказов начальства.

– Право, пора бы уже и отдать этот долгожданный приказ.

– Мне не до шуток, дорогой мой. Им необходимо сначала добыть доказательства, верно? О, как же я буду рада, когда наконец все закончится, каким бы шоком все ни обернулось. Пришлось натерпеться столько страха! Возьмите, к примеру, нашего старого Капитана. Украдкой посещать гадалку и затевать сомнительные игры с… Впрочем, я не опущусь до площадных выражений. Но, Альберт, согласитесь – до чего же он глупо вел себя! И эта мошенница! Она бы обвела и меня вокруг пальца, как пятнадцатилетнюю девчонку. А его запугала до смерти, написав эти письма. Он все прекрасно знал, хотя пытается отрицать это, старый враль, но я так и сказала ему: хотя мне и удалось сохранить девичью фигуру, но родилась-то я не вчера.

Она выглядела воинственно, но очень женственно. Глаза горели молодым задором.