Черный Дождь

Он принялся лихорадочно проверять свои вычисления, сопоставлять положение звезд во времена Нострадамуса, которое рассчитал для него дышащий на ладан компьютер, с текущими координатами планет. Где, где, черт возьми, он ошибся? Неужели Нострадамус перепутал дату? Или же его предсказания были всего лишь фантазиями, а то, что теракт действительно произошел, — чистое совпадение? Нет, невозможно! Наверное, он где-то промахнулся. Должно быть, он…

Сильный удар в дверь заставил его обернуться. Дверь распахнулась, и в квартиру ворвались фигуры в черных масках с оружием наизготовку.

— Полиция! На пол!

Ланген медленно встал и поднял руки.

— Что…

— На пол, я сказал! Лечь ровно, ноги в стороны!

Ланген медленно исполнил то, что ему приказали. Тут за его спиной и защелкнулись на запястьях наручники.

— Ай! Что вы делаете? Я ни в чем не виноват!

Полицейский в маске не обратил на него внимания.

— Обыщите квартиру! — крикнул он остальным. — Заберите все записи. Особенно — компьютер!

Лангена дернули вверх за локоть и подняли на ноги. Перед ним стоял человек в гражданском.

— Вы Фридхельм Ланген?

— Да, но…

— Это вы три дня назад были в полицейском участке № 13 и сообщили о готовящемся теракте?

— Да… Так и есть. Но ваш коллега не поверил мне, и…

— Расскажете обо всем в полицейском участке. Пока вы арестованы по подозрению в принадлежности террористической организации и соучастии в убийстве по меньшей мере десяти тысяч человек.

— Но я ничего не сделал! Я всего лишь математик! Я просто делал расчеты!

41

— Пора закругляться, тебе не кажется? — спросил Андреас. Фаллер кивнула. Ее тошнило, она чувствовала себя уставшей и опустошенной. Они обошли весь лагерь и выслушали множество историй, которых хватило бы на десяток номеров журнала «Шик». Возможно, подумала Фаллер, ей стоит написать книгу о катастрофе. Она уже представляла себе название — «Карлсруэ». Одно лишь имя города, которое теперь стало таким же нарицательным, как Хиросима. У нее было более чем достаточно материала, но для большой истории по-прежнему чего-то не хватало — красной нити, связи между всеми судьбами. Конечно же, все было связано с бомбой. Но это было бы слишком предсказуемо. Ей нужен был другой, менее очевидный «крючок».

Что объединяло всех этих людей? Все события произошли в один и тот же день, в одну и ту же секунду. Нет, это было слишком технично, слишком материально. Ей нужно было что-то более эмоциональное. Человеческий фактор. Она принялась перебирать в голове людей, с которыми беседовала. Например, был священник, который утратил веру. Когда она увидела его, он сидел на ящике, опустив голову на колени.

— Добрый день. Я Коринна Фаллер из журнала «Шик». Могу я задать вам несколько вопросов?

Мужчина посмотрел на нее. Черная одежда с белым воротником выдавала в нем клирика. Глаза его были красными. Было видно, что он только что плакал.

— Я не знаю, есть ли у меня еще ответы, — выдохнул он.

— Что вы имеете в виду?

Священник пожал плечами.

— Вчера, еще вчера мне казалось, что у меня есть ответ на любой вопрос. Я верил, что этот ответ — Бог. Это было так очевидно, так просто, но теперь…

Он покачал головой.

— Вы больше не верите в Бога?

— Нет, не совсем так, — ответил священник, немного подумав. — Я всю жизнь чувствовал, что Бог есть и что Он где-то рядом. От такого чувства так быстро не избавишься.

— Тогда в чем дело? — продолжала Фаллер.

— Я… больше не люблю Его. Бога, я имею в виду. Раньше я Его любил, но теперь… как я могу служить Богу, который… допускает такое?

Он обвел рукой лагерь.

— Какое все это имеет отношение к Божественной благодати, скажите мне на милость? Разве это и есть справедливость? Разве все эти бедные люди чем-то заслужили такие несчастья?

Фаллер, которая с семнадцати лет не верила ни в черта, ни в Бога, захотела как-то приободрить беднягу.

— Но ведь говорят: «Пути Господни неисповедимы».

— Да, так говорят. Мы, богословы, всегда так говорим, когда не можем придумать, что еще сказать. Но, честно говоря, мне все равно, о чем думал при этом Бог. Я даже не хочу знать. Я пришел сюда, чтобы утешить людей, сказать им, что Бог позаботится о них, что Он примет их со всей своей добротой и милостью. Но я больше не могу это говорить. С Богом, который допустил все это, я не хочу иметь ничего общего!

Фаллер как журналист чувствовала себя обязанной передавать слова так, как они были произнесены, без купюр. В ее задачи не входило согласовывать с людьми, что они хотят видеть в печати, а что — нет. Для этого существовал юридический отдел. К тому же она предпочла бы нарваться на иск, чем добровольно надеть на себя намордник. Но в этот раз она не могла не спросить.

— Вы даете разрешение на то, чтобы я опубликовала эти ваши слова? Я имею в виду, у вас не будет неприятностей? Вас не выгонят с работы?

Священник пожал плечами.

— Бог меня уже изгнал.

Еще была история неудавшегося самоубийства. Девушка, которую бросил парень, залезла в ванну и включила в розетку фен.