Черный Дождь

— Вы не видели его десять лет?

— Я… Мне казалось, что он будет счастлив с матерью и ее новым мужем. Я думал, что будет лучше, если он не будет меня видеть. Но он… Он…

Фаллер дала ему собраться с мыслями.

— …он ждал меня все это время. И вот его нет.

Паули выпрямился, и в его глазах Фаллер вдруг прочла решимость, которую уже не раз видела на усталых, расстроенных лицах здесь, в лагере. Именно эта искра воли, упорно тлеющая под всеми страданиями и болью, объединяла людей. Это была та нить, которую она искала. Теперь ей просто нужно было найти для нее подходящее слово.

— Что вы чувствуете сейчас? — спросила она.

Паули на мгновение задумался, а потом произнес:

— Гнев.

42

Леннард выглянул из окна. Качели на маленькой детской площадке пустовали, в песочнице сиротливо синела забытая кем-то формочка. Было дождливое утро понедельника. «Слишком прохладное для августа», — как выразился ведущий прогноза погоды. Но этот дождь был безвреден. Теперь радиоактивное облако уже рассеялось по всей планете, и уровень радиации лишь немного превышал норму. Старуха Целенгер, как обычно, сидела у себя на кухне и разгадывала кроссворд.

Он взглянул на часы на своем запястье. Три минуты пятого. Часы Бена. Единственное, что у него осталось от сына. Постоянное напоминание о том, что как отец он не состоялся. Источник бессильной ярости, которая сжимала его изнутри.

Женщина в темно-зеленом макинтоше несла по мокрой гравийной дорожке два полиэтиленовых пакета. Она шла быстрыми шагами и постоянно оглядывалась по сторонам. Леннард не мог видеть ее лица, но узнал головной платок под капюшоном. На пятом этаже жила несгибаемая албанка с двумя маленькими детьми-сорванцами и мужем, который целыми днями сидел перед телевизором и пил.

Трое юнцов свернули за угол следом за ней. Бритые головы, кожаные куртки, армейские ботинки на тяжелой подошве. У одного из них на лбу были вытатуированы четыре буквы. Он указал на женщину и что-то крикнул.

Женщина бросилась бежать, но с двумя пакетами ей не удалось оторваться. Бритоголовые настигли ее у двери в подъезд и схватили за макинтош. Они вырвали у нее из рук полиэтиленовые пакеты и вытряхнули их содержимое на землю. Тяжелыми ботинками парни топтали лапшу, яйца, хлеб для тостов и пакеты молока, жестоко обзывая при этом женщину. Наконец один из них торжествующе поднял вверх упаковку из шести банок пива, и они ушли. А женщина ползала по земле, пытаясь собрать хоть какие-то уцелевшие из покупки. Леннард отвернулся. В нем боролись жалость, отвращение и… равнодушие.

Германия изменилась после катастрофы. Все больше и больше людей стали брить головы, как они говорили, в знак солидарности с жертвами радиации, которые потеряли свои волосы. Это была не только молодежь. С бритыми головами или с небольшим «ежиком» теперь ходили самые обычные граждане, от водителей погрузчиков до топ-менеджеров. Даже женщины. Скинхеды из аутсайдеров превратились в законодателей моды, а нападения на иностранцев случались все чаще.

Леннард прекрасно понимал гнев людей, хотя и считал, что женщина, на которую напали, ни в чем не виновата. Насколько Леннард знал, она даже не была мусульманкой и, вероятно, надела платок лишь потому, что на улице шел дождь.

В прошлом он, конечно, не медля ни секунды бросился бы на помощь. А как же! Ведь он же был ангелом-хранителем, добрым самаритянином. Воображал, что в ответе за незнакомцев, живших по соседству. И в то же время бросил единственного человека, за которого действительно должен был отвечать. Он пытался стать жильцам многоквартирного дома кем-то вроде «большого папочки», но оказался никчемным отцом собственному сыну!

К черту все. Леннард сварил себе еще кофе. Этой ночью он плохо спал, что часто случалось с ним в последнее время. Его мучил один и тот же ночной кошмар: Бен, спасаясь от огромного ослепительного облака, которое бесшумно поднималось позади него, пытался сорвать с себя горящую одежду. А потом оказывалось, что от огня бежал не Бен, а он сам. Последние несколько недель он работал без перерыва.

Теракт нанес серьезный удар по мировой и особенно — по немецкой промышленности, но индустрия безопасности процветала, и компания Treidel Security получала множество заказов. Ему никогда не нравилась его работа, хоть и делал он ее хорошо. Но теперь Леннард нырнул в работу с одержимостью, как будто, осудив промышленных шпионов и тайных предателей, он смог бы хоть как-то исправить несправедливость, обрушившуюся на страну. Однако на самом деле он понимал, что ему нет дела до справедливости. Он просто хотел убежать от пустоты внутри и гнетущего чувства вины, которое сводило его с ума. Сегодня впервые за долгое время у него был выходной, и ему было не за кем наблюдать.

— Вам нужно отдохнуть, Паули, — сказал Роланд Трайдель. — Вы мой лучший детектив. Но мне не будет от вас пользы, если вы в один прекрасный день сляжете.

Леннард попытался уверить шефа, что он в порядке, но тот был непреклонен.