Черный Дождь

— Могу представить, каково вам сейчас. Эта ужасная трагедия нас всех выбила из колеи. Моя кузина сгорела заживо в Карлсруэ. У нее было двое малышей, один из которых — мой крестник. Но ведь жизнь должна продолжаться. И ничего тут не попишешь.

Верно, ничего не попишешь. И жизнь продолжалась. Леннард встал засветло, скорее по привычке, чем по необходимости, сходил за покупками, пропылесосил квартиру, погладил несколько рубашек. Когда он взглянул на часы, висевшие на кухне, была только половина одиннадцатого, а он уже сделал все, что было запланировано на эти выходные. Теперь он стоял здесь с кружкой кофе в руке, не зная, чем бы еще заняться. Наконец он глубоко вздохнул, выпил полчашки кофе и схватил пиджак. Сегодня он посмотрит реальности в лицо и сходит на могилу Бена на кладбище Фольксдорф. Он слишком долго откладывал этот момент.

В маленьком цветочном магазине на углу, куда Леннард зашел за цветами, он, к своему удивлению, увидел Фабьен Бергер (ему и в голову не приходило, что она здесь работает). Фабьен подняла голову и улыбнулась ему. Фабьен упаковывала букет для пожилой дамы. Он попытался улыбнуться в ответ, но не смог. Поэтому быстро отвел глаза и оглядел магазин: он понятия не имел, какие цветы кладут на могилу, и вообще давно не был на кладбище, если не считать похорон Бена.

После смерти отца двенадцать лет назад Леннард два или три раза навещал его могилу вместе с Мартиной. Она могла бы подсказать ему, какие цветы взять. Возможно, белые? Он заметил букет роз, неестественный оттенок которых напомнил ему цвет кожи Бена, когда тот лежал на больничной койке. Нет, точно не эти!

— Здравствуйте, герр Паули. Могу я вам помочь?

В ее голосе он услышал нотки сочувствия. Неужели он действительно так плохо выглядел?

— Букет цветов, пожалуйста… на могилу.

— О. Это… это для вашего сына, да? Мне очень жаль, что это случилось.

Она смущенно провела рукой по темным вьющимся волосам.

— Я видела вашу фотографию в «Шике». Не знаю, что сказать…

— Все в порядке, — сказал Леннард.

Эта чертова статья! Она заняла практически весь номер журнала, который вышел вскоре после катастрофы. На обложке была изображена молодая женщина, прижимающая к груди мертвого ребенка, а рядом с ней — перебинтованный мужчина, очевидно, отец, грозно смотрел в камеру. Над ним большими красными буквами было написано «Гнев». К счастью, фотография Леннарда в статье была совсем маленькой. «Отец оплакивает сына, который получил смертельную дозу облучения» — гласила подпись под ней. И это была правда. Но Леннарда беспокоило, что этот глубоко личный момент оказался на всеобщем обозрении. Ведь он тогда даже не понял, что его фотографируют.

— Простите, я не хотела вас задеть.

— Все нормально.

— Что вы предпочитаете? Просто цветы или букет?

Леннард пожал плечами.

— Честно говоря, я в этом совсем не разбираюсь.

— У вашего сына был любимый цвет?

Леннард призадумался.

— Я не знаю, — признался он поколебавшись.

— Тогда, может быть, красные розы?

Красные розы? Разве их не дарят женам или возлюбленным? С другой стороны, они были символом любви, и пусть даже Леннард не давал сыну возможности почувствовать его любовь, она была единственным, что связывало его с Беном, когда тот умер. Он согласно склонил голову. Узнав, сколько роз он хочет купить, она сделала красивый букет — только цветы, никаких пошлых веточек, — завернула его в оберточную бумагу и протянула Леннарду. В другую руку она дала ему зеленую пластиковую вазу.

— С вас — 16–50, пожалуйста.

Леннард расплатился.

— Спасибо, — поблагодарил он ее, обернувшись на пороге. Она грустно улыбнулась ему в ответ.

Могила Бена находилась на большом открытом пространстве среди других свежих могил, расположенных вокруг площадки, в центре которой предполагалось установить памятник жертвам Карлсруэ. Скульптор как раз работал над его созданием. Об этом Леннарду рассказал распорядитель похорон, показывая на плане, где будет могила. Леннард тогда просто кивнул. Ему не было дела до других жертв Карлсруэ. Если бы это зависело от него, он бы похоронил Бена в уединенном месте под старым высоким деревом. Бен любил деревья. Ребенком он обожал лазать по ним, а когда как-то осенью буря повалила дуб по дороге в школу, он прорыдал всю ночь. Но на кладбище Фольксдорф давно не осталось уединенных мест. Могила была отмечена простым деревянным крестом. На нем была надпись «Бенедикт Паули» и дата его рождения и смерти. Директор похоронного бюро сказал, что могила должна «опуститься», прежде чем можно будет установить надгробие. Леннард не хотел даже думать, что это может означать. Он ненавидел кладбища. Они пугали его откровенным напоминанием о смерти.