Черный лебедь

— Вот это и есть повод. Давай выпьем. Нина. Ты замечательная женщина. И я отдаю себе отчет, что на моем месте, действительно, хотела бы оказаться толпа мужчин. Но я сказал, что не хочу обманывать тебя. У меня есть идеал отношений, идеал семьи. Он был и раньше, внутри. Семья — это святое. Это без обмана, без фальши и игры. Когда всецело доверяешь другому. Когда уверен, что от тебя не отвернутся, не предадут, даже если весь мир будет считать, что ты подонок. Когда понимаешь без слов. Когда шестое чувство говорит — рядом твой человек, единственный на свете, посланный Судьбой. Когда рядом с ним забываешь обо всем…

Если бы Нина была кошкой, то ее зрачки наверняка уже превратились бы в полоски лезвия, когти нервно впились бы в кресло, а хвост гневно метался бы из стороны в сторону. Но кошкой она не была, поэтому позволила себе только до боли впиться собственными ногтями в ладони. Сидя на подоконнике, она чувствовала тоску и отчаяние. Сейчас ее захлестывала злоба. Несомненно, Штольцев влюбился, и озвучиваемое представление о семье — не гипотетические умозаключения! Каждое слово дышит любовью. К конкретному адресату. Но…Он сидел один и хлестал коньяк. Возможно, соперница замужем или еще какое-то препятствие есть, чтобы не быть с ним. Но в том, что причина в другой женщине, она уже не сомневалась.

Самые яркие эмоции выплеснуты, потеря оплакана, поэтому Нина начала лихорадочно соображать, как быть дальше.

Первое. Пусть считает, что она поверила в абстрактность сказанного. Второе. Нет худа без добра. Пострадает, и вернется к ней за утешением. Третье. Не захочет возвращаться, тогда мы еще посмотрим, на чьей улице будет праздник….

— Нина, я тебе благодарен за все. И ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, пока не найдешь следующего мужа. Я им быть не могу. Свое видение семьи я озвучил. Оно для меня неосуществимо, а по-другому я не хочу. Я не буду жениться. Никогда. Прости меня. А использовать тебя для удовлетворения мужских потребностей — это недостойно. Я тебя слишком уважаю. Давай я вызову такси. И купи себе платье, я оплачу.

Предательский коктейль из двойного стресса и коньяка сослужил плохую службу. Глеб не заметил, что вместо вполне приемлемого объяснения причины расставания он выплеснул всю свою боль, которая не укрылась от бдительности покинутой подруги. И вместо женщины, нуждающейся в сочувствии и поддержке, он получил мстительную амазонку, собирающуюся поставить свой тонкий каблучок на тропу войны.

— Хорошо. Я вижу, что тебе нужно отдохнуть. Я уважаю твое решение, — дождавшись сообщения диспетчера о номере машины, она покинула квартиру.

Глава 18

Завтра на работу… Вернее, уже давно, как сегодня. Он пытался обезболить спиртным душу. Не получалось. Тогда Глеб призвал на помощь силу воли и рассудок. Сам же сказал Нине — есть кот, работа и друзья. Работа утром. Друзей в три часа ночи дергать чревато. Зато кот рядом. Смешной, ушастый, нелепый, но такой чуткий, понимающий. Теплый, даже горячий. Он вспомнил, как этот чудик лизнул его руку, как безропотно направился к двери, ожидая пинка Судьбы. Умиление окатило мужчину мягкой волной. Затем всплыла картина обнаженных ягодиц Нины с яркими следами кошачьих лап. Он усмехнулся. Нельзя сказать, что поведение подопечного вызвало в нем гнев. Скорей позабавило. Но поговорить по душам стоило.

— Харитон! — требовательно позвал он. — Иди сюда.

Обиженно дремавший на коврике поборник нравственности не стал делать вид, что не слышит. Он поднялся и, вышагивая с достоинством, подошел к Глебу, не собираясь напоминать, что тот занял кресло, которое сам же ему выделил.

Сел перед хозяином и вопросительно посмотрел на него, выражая своим видом самое почтительное внимание.

Штольцев наклонился и, взяв одной рукой животное под брюшко, поднял на уровень глаз.

— Кот! Ты прежде всего кот, а не моя совесть. Я тебя кормлю. Убираю твой лоток. И поэтому, братец, ты не имеешь морального права выказывать свое неуважение к моим гостям. Ты зачем Нине шкурку попортил? Мог бы просто отпрыгнуть! А ты нахулиганил. Тебе не стыдно?

Риторический вопрос. Кот слегка наклонил голову, и этот жест явно дал понять, что не стыдно.

— Будь добр, впредь не смей так поступать! Иначе будешь наказан! — Штольцев хотел продолжить воспитательную работу, но спохватился и чуть не рассмеялся. Он точь-в — точь, как хрестоматийный пьющий папаша, который вспоминает, что у него есть дети, только когда изрядно примет на грудь. Тогда сразу «Давай сюда дневник!» и «Я кормилец, а вы неблагодарные». Ну, или что — то в этом роде.

Прижав к себе горячую тушку, он едва не расцеловал умную мордашку.

— Все, брат, пора спать! — Глеб опустил кота на кресло, а сам, заведя будильник, рухнул на кровать.