Я снял с руки браслет и бросил его ему. Три змейки, каждая жрущая хвост другой, знак Вождя Малакала и подарок за то, что разыскал я то, что даже боги называли ему пропавшим.
– И я служу вашему вождю, только это ничего. И есть у меня два топорика, а у него есть лук со стрелами, только это ничего. И это ничего пробежало мимо двух мужиков, будто мимо ребятишек, вспрыгнуло на городскую стену, будто на камень речной. Отпирайте свои замки и дайте нам троим пройти, и мы все сделаем, чтобы ничего, какое вы не видели, никогда не вернулось обратно.
Стена была южной. Снаружи одни скалы и примерно шагов двести до утеса, где обрыв был самым крутым. Она стояла в сотне шагов, дергаясь то влево, то вправо, то опять влево. Будто принюхивалась. Потом упала на землю и обнюхала камни.
– Нуйя! – крикнул Леопард.
Она повернулась, словно услышала звук, не имевший, она знала, к ней никакого отношения, и опять побежала. Пока бежала, внутри нее молния ударила, и она закричала. Малый, продолжая бежать, схватился за лук, но Леопард зарычал. Мы бежали по кромке утеса к его вершине. Мы догоняли, потому как хоть она и бежала быстрее нас, но прямо бежать ей было некуда. Добежав до края утеса, она, не останавливаясь, спрыгнула.
Образ мальца в воздухе завис три года назад. По пути к Рухнувшей Башне я раздумывал, сильно ли можно измениться за три года. Мальчик в 16 до того не похож на себя в 13, что их можно счесть разными людьми. Это я сам видел много раз. Одна мать, не перестававшая плакать или искать, совала мне деньги, чтоб я нашел ее украденного сына. В этом трудностей никогда не было, легче легкого найти украденное дитя. Трудность в том, что ребенок никогда не оказывался таким, каким был, когда его украли. Для того, кто его украл, – часто по великой любви. Для его матери – тоже не диво. Мать дитя получает обратно, только постель его останется пустой. Похититель дитя теряет, зато живет в дитячьих желаниях. Вот истинные слова, сказанные ребенком, какой пропал, а потом нашелся: «Никому не загасить ее, мою любовь к матери, что меня выбрала, и ничто не способно вызвать любовь к женщине, из
Ни я, ни Леопард не заговаривали о той женщине. В ту ночь на утесе я только и сказал:
– Скажи малому спасибо.
– Что?
– Спасибо. Поблагодари малого, что твою жизнь спас.
Я пошел обратно к воротам. Зная, что Леопард благодарить не станет, сам сказал малому спасибо, проходя мимо него.
– Я не для тебя это делал, – ответил он.
Вот так.
Теперь мы шли к Рухнувшей Башне. Вместе, но не разговаривали. Леопард впереди, я позади, а между нами малый, что нес его лук и колчан. Коль скоро не разговаривали, стало быть, и не договаривались, и я по-прежнему мысленно наполовину говорил «нет». Леопард правду о деле не сказал. А ведь одно дело, если тебе на войне не повезло, по низости рождения или рабом угораздило родиться, но сажать женщину на цепь как узницу – это нечто другое, пусть даже она и одержима каким-то бесом молний. Но о женщине мы не говорили, мы ни о чем не говорили. Меня так и подмывало закатить малому оплеуху за то, что впереди меня шагал.
Из обитавших на этих улицах ли, тропках ли, закоулках ли никто, похоже, не знал о приезде Короля. За все свои годы в Малакале я на этой улице не был ни разу. Никогда не видел смысла наведаться к старым башням, миновать вершину и спуститься вниз, чтоб застать побольше солнца. Или вверх подняться: подъем поначалу был такой крутой, что глиняная улица ужималась в узкую дорогу, а потом в ступени.
Спуск вниз опять был крутой, там, где мы проходили, окнами в домах давно не пользовались. Еще два дома стояли по обе стороны дороги и казались прибежищами нечестивости: их сплошь покрывали знаки и картинки всех видов про соитие со зверями всех видов. Даже спускаясь, мы оставались достаточно высоко, чтобы видеть весь город и равнину за ним. По правде, на самом деле мы были всего лишь городом башен, что старался сделать высокие горы еще выше. Услышал я как-то, что первые строители этого города во времена, когда он еще и не был городом, а сами они еще не вполне мужчинами, просто пытались строить башни такие высокие, чтоб попасть обратно в царствие небесное и начать войну в земле богов. Я потерял счет дням и не мог вспомнить, почему в тот день улицы были пусты.
– Пришли, – сказал Леопард.
Рухнувшая Башня.