Черный треугольник

Вот и собирались по всей России легальные, полулегальные, тайные, пропагандистские, вредительские, террористические организации. В основном они окучивали деревню, там сейчас сложился центр наибольшего напряжения, успешно работали среди интеллигенции и старых специалистов, а также в определенном слое советского чиновничества, строили планы и на пролетариат. Больше, конечно, занимались пустой демагогией. Но поскольку среди них было немало людей, знавших, что такое насилие, а порой и всей душой любящих его, крови они лили немало. Напряжение, растущее вокруг коллективизации, разбередившей старые раны и обиды, массовое недовольство колхозами, умело подогреваемое кулацким элементом, оскудение пищевого рациона в городах заговорщики по всей стране дружно воспринимали как свой шанс. Как всегда, время перемен открывало окошки для хаоса.

Выявляли такие организации сотнями. С середины двадцатых годов относиться к ним стали уже без былой непримиримости. За что ВЧК в бытность свою сразу ставила к стенке, нынешнее особое совещание ОГПУ давало два-три года, а то и отпускало на поруки – мол, что с дураков взять? Но с террором и конкретными преступлениями боролись по-прежнему жестко.

Брать функционеров РС можно было уже месяц назад. Но мы ждали курьера из Москвы, чтобы протянуть ниточку в другие края, в том числе в столицу.

Через день после того, как я вернулся из Нижнереченска, на «почтовый ящик», то есть в укромное место для конспиративного обмена записочками, скинули для меня агентурное сообщение: «Курьер прибывает. Встреча на «Главном манеже». Было также указано время посиделок.

«Главный манеж» – это нэпманский магазин, доживавший последние недели, задавленный налогами, которыми щедро обложили частника с одной-единственной целью – его скорейшего самоуничтожения. Но пока там еще торговали тканями, а на втором этаже был такой полусветский салон, где интеллигентным и образованным людям можно обменяться мнениями, перекинуться в картишки. Но это было прикрытие для встреч антисоветской организации.

– Ну наконец-то, Сашок. – Раскатов принял мой доклад с энтузиазмом и даже лицом просветлел. – А то я уж думал, ты мух совсем ловить перестал.

– Просто мухи все не летели.

– Ну сейчас мы их газеткой и прихлопнем.

Да, реализация моего агентурного дела была сейчас очень в цвет и позволяла как-то реабилитироваться. А то начальник последние дни ходил чернее тучи, осунулся, но вид имел вовсе не надломленный, а упрямо насупленный. Дни после восстания давались ему не легче, чем само восстание. Шум поднялся страшный. Понятное дело, пришла пора искать крайних, кто недосмотрел, прошляпил и допустил. Обком всячески пытался переложить вину на ОГПУ. По их трактовке выходило, что Идеолог, когда внушал нам о классовой непримиримости, был полностью прав. Вот и проявили органы преступную мягкотелость, вовремя не пресекли, жестко не расправились с контрреволюционным элементом, и пожалуйста вам результат. Бунт, восстание, погромы. А кто конкретно виноват? Конечно же, Раскатов! Он отвечает за линию борьбы с контрреволюцией, за всю агентурную работу в области. Ему и ответ держать.

Но обком – это бог с ним, не в первый раз нам разногласия утрясать и неоднозначные ситуации на тормозах спускать. Хуже то, что на легком цельнометаллическом пассажирском самолете «К-2» на военный аэродром прибыла комиссия из аппарата особоуполномоченного коллегии ОГПУ.

По этому поводу настрой у меня был тоже далеко не радужный. Не было печали, да черти накачали. Я прекрасно понимал, что, если Раскатова уберут – это будет удар не только по нему, но и по мне, как его доверенному лицу, и в целом по нашему общему делу. Такого специалиста, как Максимильян Данилович, больше не найдешь. Да и чисто по-человечески он мне стал дорог за время наших совместных мытарств.

Я выдал расклад сил и средств по нейтрализации «России Свободной», и Раскатов без слов подмахнул рапорт. Мы принялись просчитывать и организовывать «боевую операцию по ликвидации антисоветского подполья». Так оно даже красивее звучит, чем просто «прихлопнуть тапком».

За все время моей войны и условного мира я на своей шкуре прочувствовал незатейливые истины. Успех любой операции коренится в тщательнейшей подготовке. Победа не приходит от лежания, а любит старание. И еще – никогда ничего не идет точно по задуманному, но просчитывать надо все возможности заранее, чтобы было потом, чему удивляться, – мол, все просчитали, а такого представить себе не могли.

Очень важно в таких делах не ошибиться и соблюсти чувство меры. Например, нужно привлечь людей для перекрытия местности так, чтобы муха не пролетела, но вместе с тем не излишне много, дабы толпа ненароком не насторожила фигурантов.

Реализация агентурной информации. Это очень трудозатратный и при этом страшно воодушевляющий процесс, но только при одном условии – если он завершится успехом. К сожалению, нередко самые тщательно подготовленные операции, на которые возлагали огромные надежды, лопаются, как воздушный шарик событий, в который ткнули зажженной сигаретой судьбы.