Чертоги Казад-Дума (СИ)

Покачав головой, Талрис вышел из теней кустарников, что скрывали его от глаз живых. Недолго думая, бессмертный приподнял в руке свой меч и без колебаний вонзил его в землю. Рано или поздно Саурон должен был заметить оружие и вспомнить о старых друзьях, что скитались по миру после его низвержения. Должен был, в конце концов, задуматься о последствиях, которые вслед любым действиям неслись раскаленными звездами к первоисточникам бед.

— Бойся нас, — прошептал Талрис на валарине, как обычно шептал слова волшебства вслед своим врагам. — Бойся, потому что мы вернулись в Эннорат.

Угроза имела силу, Миас не сомневался в правильности собственного поступка. Оставляя свой меч у крова бывшего друга, он надеялся вновь когда-нибудь повстречаться с Сауроном. Посмотреть ему в глаза и спросить, почему он, один из самых преданных соратников Мелькора, отвернулся от друзей своих и целей, что все вместе они преследовали.

Ниар не одобрила бы подобного. На поле брани старшая Миас была категорична: любая, даже самая маленькая, слабость врага тут же обращалась ею в собственное преимущество. Саурон не был другом детям Мелькора, а значит, по определению, был их врагом. Ждущий своего часа, Саурон явно намеревался вернуть былое могущество. Но, как и многие другие, он был слеп и не видел Миас. Просто не мог их увидеть, хотя бы потому, что магия детей Моргота происходила не из темноты, но из света. Наверное, узнав о том, что Миас находятся в Средиземье, Саурон возжелает отомстить им. На руку было бы оставаться в тени, но Талрис не любил хитростей. Хотелось дать Артано последний шанс.

Развернувшись, бессмертный легкой походкой пошел к своему коню. Не спеша переступая через корявые ветви, что лежали на земле, он думал о Барад-Дуре. Старая крепость создавалась магией. Очень сильной магией, нисходящей корнями своими к тайнам Сильмарилл. Цитадель Саурона, она охранялась тремя парами глаз – глазами верных детей Великого Властелина. По общему соглашению, владыкой Барад-Дура был признан Артано. Но Миас знали, что предназначалась крепость другому правителю. И что Мордором рано или поздно должен был повелевать Мелькор. Отстроить Ангбанд без помощи отца было практически невозможно. Хотя бы потому, что никто из Миас не был хорош в картоведении (не хотелось как-то менять ландшафт кардинально, но обычно вместо равнин у всех трех детей Мелькора выходили горы. Или в обратном порядке).

Хмыкнув забавной мысли, Талрис на секунду остановился. Взгляд его выхватил из теней маленький блестящий объект, скрытый за высокой травой. Нахмурившись, Миас сошел с еле заметной тропы в лесную чащу. Продираться сквозь густые заросли было не так просто, как казалось. Надоедливая мошкара черными облачками вилась вокруг, жаля и раздражающе попискивая. Кряхтя и морщась, Талрис обогнул последний куст и, выпутав ноги из густого переплетения вьюнов, остановился напротив широкого дерева, у основания полностью заросшего мхом.

Из коры исполина торчала стрела. Наконечник, отлитый из черной стали, почти полностью погрузился в мягкое тело древа. Улыбнувшись, Талрис осмотрел снаряд. Веселое бурое оперение, выполненное из перьев рыжих сов, придавало тонким длинным стрелам какой-то разбойничий вид. К кончику снаряда, прямо у основания оперения, были подвешены серебряные бубенцы. Они то и блестели на солнце, привлекая к себе внимание. Вокруг древка, под наконечником, красовалась привязанная бичевой бумажка.

— Вот же назгулова душонка, — срывая со стрелы записку, Талрис улыбнулся шире. Ниар, вездесущая и всезнающая бестия. Как же иногда раздражали ее порой слишком уж заносчивые манеры. Разворачивая тонкий пергаментный кусок, Миас прикусил нижнюю губу, сдерживая в себе смех. Да, определенно точно, старшая сестра была самодовольной и высокомерной стервой. Однако не без основания. Не восхищаться её предусмотрительности было практически невозможно.

Без промедления узнав крепкий, но пляшущий почерк сестры, Талрис поморщился. Кхуздул. Жуткий язык. Самый жуткий из всех, что пришлось выучить. Раньше бессмертному казалось, что страшнее черного наречья ничего существовать не может: Саурон как-то не слишком задумывался о красоте создаваемого языка. Однако принявшись учить Ангертас, Талрис с неудовольствием признал, что готов скорее зашить себе рот, нежели говорить грубым и каким-то рычащим языком гномов.

«Ты совершенно предсказуем, да. Но твой старый друг кажется мне ужасным и недальновидным изувером с замашками Эру. Саурон жив, не сюрприз. Мы ведь уже обсуждали это. Если хочешь, отправляйся на юг и полюбуйся на Ородруин. Старый пердун продолжает коптить в небо. Однако не советую, ибо не только мы интересуемся личной жизнью Майрона. Гэндальф не прост. Или, как минимум, не глуп. Ввязываться ни во что не стоит, потому что если и будет перепалка между силами высшими, мы должны ее избежать. Знаешь ведь, Саурон далеко не дурак. А у нас нет ни армии, ни хороших союзников с армией. Пока мы сами по себе. Не так ли?».