Чертополох и терн. Возрождение веры

Существует версия так называемого брака левой руки, на который якобы указывает тот факт, что мужчина поддерживает правую руку женщины своей левой. По этой версии перед нами брак морганатический, в который вступают из милости к женщине, стоящей ниже по социальной лестнице. Принять эту версию не позволяют три обстоятельства: а) если обстоит так, то нет надобности в портрете той, которая уже умерла и брак с которой был заключен из милости. Зачем писать a posteriori портрет умершей, на которой женились из милости, да еще увековечить это неравенство и унизительную деталь? б) при этом спутник дамы не только не ведет себя высокомерно по отношению к ней, он подчеркнуто почтителен, точно с вышестоящей; такое трудно представить по отношению к той, на которой женятся браком «левой руки»; с) левой рукой мужчина не встречает руку дамы, но поддерживает ее и провожает. Встретить руку пожатием или почтительно поддержать – это два разных жеста. Впечатление почтительности усугублено жестом второй руки мужчины: он поднял ладонь, точно успокаивая, деликатно предупреждая о чем-то важном. Таким жестом мы обычно предваряем существенное слово: подождите, я сейчас скажу нечто важное. Этот жест является каноническим в иконографии – это жест архангела Гавриила, пришедшего к Марии посланника Бога. Буквально на всех картинах, изображающих Благовещение, архангел поднимает правую ладонь, словно предупреждая Деву о важной миссии.

Ошибиться невозможно: перед нами сцена Благовещения; мы видим архангела Гавриила, сообщившего Благую Весть Марии. Сказав то, что должно было сказать, архангел поднял руку, успокаивая потрясенную Деву, – впрочем, Мария приняла Весть безропотно. Она погружена в себя, в свое состояние – и отдает себя тому, кто послал вестника. Она не смотрит на своего провожатого (так называемого Арнольфини), впрочем, и «Арнольфини» на Деву не смотрит. Они оба смотрят на дверь перед ними, в которой появился тот, чью Весть архангел передал. Смотрят на Бога.

Тот, кто послал Гавриила, судя по всему, рядом – Он стоит перед парой, то есть невидимый, Он стоит за нами, за зрителями картины.

Между фигурами мужчины и женщины помещено зеркало, на раме которого расположены круглые картины, небольшие тондо, вставленные в раму наподобие клейм иконы. В этих клеймах на раме зеркала изображены Страсти Христовы. Это исключительно необычное зеркало – с изображением Страстей Христовых по окружности рамы, и что же есть в таком случае зеркало, как не парафраз иконы, и уж коль скоро по окружности идут клейма Страстей, то в центре должен появиться образ Божий. Миллард Мисс склонен рассматривать зеркало в картине ван Эйка, как аллегорию глаза самого художника, взирающего на сцену; толкование интересное, но поддержать его трудно.

Разумеется, обрамленное клеймами Страстей Христовых, зеркало может являться лишь иконой: никакой иной образ не обрамляют изображениями Страстей Христа. Это икона, то есть окно в иной, горний мир – и в этом окне, в зеркале-иконе, отражается Бог, реальный отец того младенца, коим беременна дама. Мы даже видим в зеркале отражение вошедшего – образ Божий действительно появляется на том месте, где ему должно быть. Прибегать к зеркалу в сакральной сцене – характерный для бургундцев прием; к нему часто прибегал и Робер Кампен. Практически в каждом его триптихе присутствует предмет, отражающий комнату – в «Верльском триптихе», из которого сохранились створки, в левой части, за фигурой Иоанна Крестителя, также можно разглядеть фигуры двух вошедших пришельцев.

Зеркало в картине ван Эйка легко также соотнести с зеркалом в картине «Менины» Веласкеса, где король с королевой появляются именно в отражении. Тот факт, что Веласкес наследует прием ван Эйка (как испанская живопись Габсбургов наследует живописи Бургундии, землю которой Габсбурги присвоили вместе с картинами), должен навести на мысль, что Веласкес понимает, какой именно прием он заимствует. Очевидно, что для Веласкеса – отражение в зеркале было именно явлением властелина.

Детали картины: четки, апельсины (райские фрукты), одна горящая свеча – символ Святого Духа (в Благовещении Робера Кампена в схожей люстре тоже горит одна свеча) – все эти детали должны навести нас на мысль о сюжете Благовещения. Даже кровать, застеленная красным, под красным же балдахином, соответствует традиционному изображению ложа будущей Богоматери.