Чертополох и терн. Возрождение веры

В мизансцену обряда включена даже и та болонка, что присутствует в «Чете Арнольфини» Яна ван Эйка, картине, описывающей сватовство к Изабелле Португальской. У ван Эйка болонка символизирует домашний уют – и так этот символ использовали в бургундской живописи, порой в пику угодничеству ван Эйка. Чтобы подтвердить интонацию цитирования, сошлюсь на два характерных примера. Кельнский мастер Штефан Лохнер в своем большом ретабле «Страшный суд» (1435, Кельн) откровенно использует цитаты из ван Эйка. Левая и правая створки ретабля Лохнера состоят из картин, показывающих мучения апостолов: по шесть композиций в каждом крыле. И вот для образов мучителей, приговаривающих апостолов к мукам, Лохнер использует образы «Праведных судей» из Гентского алтаря, законченного тремя годами раньше. Лохнер, как принято говорить, находился под влиянием ван Эйка, но характер влияния стоит уточнить. Беря из алтаря ван Эйка голову «праведного судьи» и воспроизводя его черты и пышный головной убор в образе царя Ирода (см. казнь апостола Иакова), Лохнер, разумеется, «находится под влиянием», но по-своему комментирует произведение ван Эйка. Достоин упоминания небольшой складень Ганса Мемлинга «Триптих земного тщеславия и божественного спасения» (1485, Страсбург). Складень Мемлинга так же, как и «Семь Таинств» Рогира, является энциклопедией цитат из ван Эйка. Произведения Яна ван Эйка знамениты в Бургундии, являются эталоном письма. Мемлинг, ученик и последователь Рогира, придерживается критичного взгляда на картины прославленного придворного живописца. Складень «Земного тщеславия» (триптих) двусторонний. На лицевой стороне изображен заимствованный с Гентского алтаря Бог – Саваоф и Христос в одном лице; это настолько точная цитата, что адресом ошибиться нельзя. И на оборотной стороне триптиха, непосредственно за Саваофом, изображена праздная дама в плену скелета, а у ног дамы – та самая болонка, взятая напрокат из «Четы Арнольфини». Складень Мемлинга изобилует цитатами; эта вещь из тех небольших произведений (размеры целиком 22×45), которые художник выполняет играючи, дав волю иронии. Изображение Ада заимствовано из картины ван Эйка, образ Господа взят из картины ван Эйка, а собачка, воплощающая тщеславие, – саркастическая ремарка по поводу желания великого ван Эйка поставить искусство на службу власти. У ван Эйка болонка символизирует «одомашнивание», «приручение» Изабеллы Португальской, пришедшей в Бургундский дом Филиппа. У Мемлинга собачка-болонка – символ тщеты и суеты.

Предположение, что Рогир ван дер Вейден и его ученик Ганс Мемлинг соревнуются в сарказме, не только допустимо, но необходимо. Кстати будет и упоминание об Иогане Коербеке, вестфальском мастере, современнике Лохнера, также вдохновлявшемся творчеством ван Эйка: Амельсбюренский алтарь (первосвященник, руководящий казнью Иисуса, повторяет образ из Гентского алтаря), алтарь Мариенфельда, полный ссылок на ван Эйка, тому свидетельство. Перекрестные заимствования – стиль отношений тех лет; но важно, однако, что Ян ван Эйк задал определенный тон в разговоре о власти, этому тону либо подражают, либо этот тон вышучивают. Ян ван Эйк – эталон признанного придворного мастера (любимец двора и дипломат, как Рубенс); вступая в диалог с ним, рассуждаешь о стиле эпохи.

Перейдем теперь к Таинству Соборования в картине «Семь Таинств». Помазание елеем умирающий художник Ян ван Эйк встречает в больничной постели с красным покрывалом, наподобие тех, какими обставлен госпиталь в Боне и в Брюгге (их можно видеть по сию пору). У кровати умирающего стоят герцог Филипп Добрый, жена художника – Маргарет и святой Лука, покровитель гильдии художников.

Рогир ван дер Вейден с особым тщанием повторяет мотивы из так называемой «Четы Арнольфини» ван Эйка: на жене зеленое платье с синими рукавами, единственная зажженная свеча, тот же стул, та же щетка (символ семейного уюта). Святой Лука кисточкой наносит елей на руку умирающего – это жест художника; именно так держит карандаш святой Лука в картине Рогира (в той, что ответила на «Мадонну канцлера Ролена»). Святой Лука в обоих случаях – автопортрет. Это он сам, художник Рогир ван дер Вейден, отдающий последнюю дань своему знаменитому коллеге – первому придворному живописцу герцогства Бургундского Яну ван Эйку; следует ли прочесть в этом жесте преемственность (принял кисть из ослабших рук), или сведение счетов (ты умер, а я работаю), или утверждение миссии искусства (не отворачиваться от боли и облегчить страдание) – всякий может прочесть по-своему. Возможно, сошлось все.

Фигура на коленях, как считает Галлахер, это портрет Жана Воклена, бургундского хрониста; и впрямь, Рогир в миниатюре 1447 г. в точности так и рисовал Воклена, в такой же коленопреклоненной позе. Придворный хронист вручает манускрипт Филиппу Доброму; на миниатюре присутствует и канцлер Ролен, и епископ Шевре. Создавая «Семь Таинств», Рогир использовал весь свой опыт – а натурой служили картины ван Эйка.