Чертополох и терн. Возрождение веры

Данте в своем загробном путешествии встречает грешников с жесточайшими увечьями, нанесенными им уже в Аду: вырванные кишки, и тп: но воскресли они, вероятно в телесном подобии Господу? Трубадур Бертран де Борн встречается Данте в своем безголовом состоянии: голову ему отсекли при жизни; неужели в таком виде воскресили, или же воскресили его в подобии Иисусу, а потому уже обезглавили опять? Любопытно, что нередкие для Данте параллели трансформаций тел грешников с сюжетами превращений из «Метаморфоз» Овидия, заставляют нас видеть в превращениях, описанных римским поэтом, своего рода предчувствие и интерпретацию феномена воскрешения – в данном случае «воскресение» понимается как трансформация субстанции, превращение ущербного тела – в тело не-ущербное. Причем, существенно то, что трансформации в мире языческом происходят как бы невзначай (рыбак Главк, обретший бессмертие наравне с богами оттого, что ел священный тростник, описан и у Пиндара, и у Эсхила, и у Данте), языческие метаморфозы происходят оттого что материи свойственно меняться, но в христианской религии такая трансформация обретает провиденциальный смысл. Совмещение «метаморфоз» и «воскресения» в общем процессе обретения вселенской гармонии почувствовал и сформулировал немецкий романтик Клеменс Брентано в сонете «Метаморфозы и воскресение». Приведу последние строфы сонета:

Was in der Rose Sinnenglut verglommenMuss in der Lilie geist’ger sich entfalten

Muss sich in Licht und reiner Hoheit heben.Wie Form und Geist sich ewig naeherkommenSo wechseln immer hoeher die GestaltenDoch wohnt nur eine Liebe in dem Leben.

И если в розе страсти жар угас,Он вспыхнет в лилии – и силой новой,Светлей, живей и радостней горит.

Дух ищет форму вечно, каждый часМеняется предмет – но не основа,Не общий замысел любви, что все роднит.[13]

То, что роднит «Метаморфозы» и «Воскресение» – есть поиск гармонии в трансформациях, причем трансформации лишь подчеркивают относительность, переменность форм по отношению к несменяемой сути. Трансфигурации тел смертных занимают художников Ренессанса наряду с вечным обновлением рождающейся в пене Венеры – для художников Бургундии обновляющиеся тела воскрешенных значат то же, что для итальянских неоплатоников значит единение Любви Небесной и Любви Земной.

Но, трансформировавшись, в ходе перерождений последнего Суда, сохранят ли тела свои половые отличия, способность к питанию, изменятся ли их коммуникативные способности? Кредо христианской веры сомнения и параллели с мифологическими трансформациями отвергает: требуется ясный сценарий, и многие из Отцов Церкви дают (точнее, пытаются дать) ответы на вопросы, вызванные сложностью процедуры. Суждения богословов гадательны: уверенности в процедуре воскресения у них нет, хотя все согласны: тела верных христиан воскреснут подобными телу Христа. Об этом ясно говорит Павел: Но ведь определения «грешника» и «праведника» возникнет уже на Страшном Суде, и, чтобы предстать перед судом, воскреснут все – стало быть, и грешники восстанут из могил, уподобленные Спасителю. Именно этот момент всеобщего равенства в трансформации и нарисован в картине Мемлинга «Страшный Суд».

Фома Аквинский подробно обсуждал эту проблему в «Сумме Теологии», он усматривает уже в самом факте воплощения Иисуса в облик смертного – закономерность Его воскрешения: «Хотя Господь мог бы воплотиться и без появления греха, все-таки более верным представляется то, что если бы человек не согрешил, Господь бы не воплотился, ибо в Писании указывается только одна причина воплощения – грех первого человека». Это весьма существенный аспект проблемы: Иисус использует для воплощения плоть изначально греховную, и, тем самым, он предуказывает, что в процессе воскрешения и грешники также будут наделены плотью – ведь и Его собственная плоть была взята у грешника. Далее («Сумма теологии», вопрос 53 «О воскресении Христа») Фома Аквинский пишет так: «Кажется, что Христос не был первым из тех, кто воскрес из мертвых. (…) Писание упоминает нескольких людях, которых воскресили Илия и Елисей, согласно сказанному [в Писании]: «Жены получали умерших своих воскресшими» (Евр. 11 35) Да и Сам Христос еще до Своих страстей воскресил трех умерших. Следовательно, Христос не был первым из тех, кто воскрес из мертвых».

И в самом деле, в книгах пророков (и у Даниила, и у Ионы) мы сталкиваемся с вопросом воскресения; поразительно звучит пророчество Иезекииля: