Чертополох и терн. Возрождение веры

Важно представить и то, что разорение Фландрии не особенно выгодно испанскому двору по той элементарной причине, что Фландрия принадлежит Габсбургам и, разоряя страну, королевская власть уничтожает собственное добро. Именно этой аргументацией и пытается граф Эгмонт смягчить сердце Филиппа, когда тот все-таки посылает войска во Фландрию, но это происходит лишь в 1567 г. (и заканчивается казнью Эгмонта). Собственно, революция в сегодняшнем понимании национально-освободительной борьбы (противостояние Генеральных штатов испанской короне) начнется именно с того момента, как во Фландрию войдут войска Альбы и Эгмонт будет обезглавлен, а Вильгельм Оранский скроется. Но к этому времени и «Перепись в Вифлееме», и «Безумная Грета», и «Свадебный танец», и «Возвращение стада» – все те картины, в которых вычитывают протест против испанского гнета, уже написаны. И мало этого. Входя во Фландрию, испанская власть рекрутирует местное население – валлонцев, франкоговорящее население из примыкающих к Франции регионов Геннегау и Артуа; иными словами, фламандцы, сохранившие память (пусть генетическую память, память предыдущих поколений) о рейдах французов при подавлении сопротивления Гента и Брюгге – переживают сходные чувства еще раз.

И если Брейгель думал о судьбе страны (он думал, доказано картинами), то воспринимал историю народа в протяженном повествовании – а не фрагментами. Фрагментарной история представлена идеологиями; искусство видит ее протяженной.

Вильгельм Оранский, тот самый, который впоследствии будет противостоять испанскому вторжению и непосредственно Альбе, был назначен испанцами штатгальтером Голландии, а граф Эгмонт, которого впоследствии Альба казнил, испанцами был назначен штатгальтером Фландрии. Они, эти герои нидерландской революции, наместники Габсбургов. Граф Эгмонт был католиком, а Вильгельм Оранский, крещенный в лютеранской церкви, воспитывался в Брюсселе при дворе Карла V в католической вере, как надлежало при бургундском дворе. И понятно, как это сочетается с реформистскими настроениями. Позже, уже когда началась его борьба с испанцами, Вильгельм Оранский стал кальвинистом. Но в 1564 г. Вильгельм Оранский наложил запрет на исповедание протестантской веры в своем княжестве Оранж, чтобы не допустить нарушения общественного спокойствия. Католик граф Эгмонт противостоял иконоборчеству последовательно. Нет надобности изображать религиозно-национальное противостояние испанской инквизиции как однородный процесс. Крестьянское население, ударившееся в анабаптизм в пику католицизму, противостояло не испанцам – где те испанцы? В Мадриде? – а мытарям и коллекторам, которых шлют в деревни местные власти. Налоги взимают по приказам Вильгельма Оранского и графа Эгмонта, а Карлу V достается совсем немного, если достается что-либо. Ни Вильгельм Оранский, ни тем более Эгмонт не сочувствовали иконоборчеству.

И как мог сочувствовать иконоборческому восстанию фламандского крестьянства художник? В 1566 г. в ходе иконоборческого восстания (с этого восстания начинается отсчет нидерландской революции) разорено 5500 храмов и картины художников, украшавшие храмы, уничтожены – но ведь это картины прямых предшественников, учителей Брейгеля! Жгли бургундскую живописную культуру – картины Мемлинга, Патинира, ван дер Гуса, – коей Брейгель наследует. Это наследие он пестует в своей душе, преемственность осознает – эти картины уничтожают. То, что испытывал сочувствующий Октябрьской революции интеллигент, глядя на гибель культуры («Пишут из деревни: сожгли у меня библиотеку в усадьбе»), вне всяких сомнений переживал и Брейгель. Быть на стороне восставших – демократичное прекраснодушное волнение легко переживать в кабинете спустя пятьсот лет; труднее – в окружении свирепых крестьян. «Разоритель гнезд» 1568 г. – вещь прозрачнейшая, я склонен трактовать картину, как описание иконоборчества; неразумный крестьянин разоряет гнездо так же рьяно и бессмысленно, как изничтожает собственную культуру.

Восстание 1566 г. было свирепым, и не менее свирепо было подавлено. Мудрено думать, будто на толкователя библейских притч Брейгеля иконоборческое движение могло не подействовать – разумеется, подействовало.

Свирепый «Свадебный танец» 1566 г. – это, конечно же, портрет революции. Картина (музей Детройта) потрясает именно не весельем, но яростью. Это такой танец и такая свадьба, от которой мурашки бегут по спине: изображен разгул стихии. Стихия не ведает никакого разумного начала, не подчиняется никакому слову.

Не против испанского ига – это онтологическое восстание, это протест против униженного бытия в принципе. То был разгул стихии, и сходный разгул 1917 г., по слову Маяковского, следовало бы направить («Этот вихрь, от мысли до курка, и постройку, и пожара дым прибирала партия к рукам, направляла, строила в ряды»), но направить было некому – да и цель не была сформулирована.