Чертополох и терн. Возрождение веры

Хронист тех лет Эммануэль ван Метерен рассказывает, что крестьяне областей Гронингена, Твента, Мастерброка пытались создать отряды самообороны сразу против всех, отряды круговой самообороны. Именно тогда родилась эмблема крестьянского восстания и крестьянского горя – яйцо, разрубленное мечом, образ крестьянской судьбы. Брейгель написал яйцо, расколотое ножом, в картине «Страна лентяев»: на первом плане мечется яйцо, проткнутое ножом, ополоумевшее от отчаяния. Это яйцо с расколотой скорлупой – пустая народная судьба и при этом точное повторение эмблемы восстания. Изображение яйца во фламандской живописи используется часто; скажем, у малых голландцев в ходу изображение крестьян, танцующих в кругу, образованном из разложенных на полу яиц. Брейгель варьирует метафору яйца бесконечно, еще со времен «Падения восставших ангелов», где мы видим монстра, чья вспоротая утроба набита яйцами – чудище пожрало потомство. Брейгель заимствовал страсть к этой метафоре у Босха; у бургундца встречаем яйцо – символ земной сферы, яйцо, пробитое стрелой, яйцо – корабль, яйцо – гнездо и т. д. И было бы странно, если бы Питер Брейгель не среагировал на такую вопиющую метафору народной судьбы, как расколотое ножом яйцо.

В утопической картине «Страна лентяев» образ крестьянского восстания весьма кстати.

Представители трех сословий – школяр, ландскнехт и крестьянин – уснули подле стола с напитками, примиренные бражничеством, словно и не было никакой войны, словно ландскнехты не избивали крестьян, а школяры не издевались над невежеством простецов-пахарей. Во сне сотрапезникам видится утопия равенства; впрочем, спать пьяницы не должны – это ведь три апостола, им велено бодрствовать. Они уснули в Гефсиманском саду, не выполнив наказ Спасителя, – и пропустили нечто важное. Вероятно, пропустили республику.

Картина 1567 г. «Обращение Савла» – вот это как раз буквальная иллюстрация ко вторжению войск Альбы и началу борьбы Вильгельма Оранского. Это ведь именно он, Вильгельм Оранский, прозванный Молчаливым за то, что долго таил в себе ненависть к испанцам, – он и есть Савл, прозревший, ставший Павлом. В этой вещи Брейгеля войско написано конкретно, здесь и кирасы, и морионы абсолютно испанские, через перевал входит испанская армия. Посвящена эта картина обращению Вильгельма Оранского Молчаливого в истинную веру – то есть трансформации Молчаливого из ставленника Габсбургов в их противника. После казни Эгмонта Вильгельм Оранский возглавляет движение гезов. Он и изображен мужиком, крестьянином, на картине – он Савл, казалось бы, должен олицетворять привилегированные классы, но здесь он выглядит грубым крестьянином.

Брейгелевское рисование крестьянских фигур вовсе не соответствует античным канонам (или тем эстетическим категориям, что были постулированы в Италии в эпоху Возрождения или в Бургундии при Филиппе Добром); но это вовсе не значит, что Брейгель в принципе не умеет рисовать изысканные фигуры. В картине «Избиение младенцев» ландскнехт на первом плане – тот, что вытаскивает меч, готовясь унять пса (крестьянин привел здоровенного пса на защиту своего ребенка) – этот ландскнехт движется изящно, напоминает персонажа бургундских картин. Такой воин вполне мог появиться на картине Дирка Боутса или Герарда Давида; да, собственно, в картине Герарда Давида именно такой воин и присутствует – скорее всего, Брейгель взял персонажа прямо оттуда. Но вот крестьянин Брейгеля, его главный герой, сделан по иным лекалам – тело грубо, пропорции нелепы – и нарисован крестьянин иначе, нежели нобиль. Питер Брейгель вовсе не сразу выучился именно так рисовать крестьянскую фигуру – кургузой, с упрощенной механической пластикой, с абсолютно неантичными пропорциями. Как и его предшественник Босх, который учился у Мемлинга изящному рисованию фигур; как и общий учитель Симон Мармион, у которого Брейгель заимствовал множество ракурсов, Брейгель начинал с того типа рисования, что было воспитано французским Ренессансом. Его собственная манера сложилась к 1555 г., и его исключительно особенная пластика формировалась благодаря вглядыванию в натуру. Так учился рисовать ван Гог: то, что видели глаза, не всегда соответствовало школьным правилам.