Чертополох и терн. Возрождение веры

Это только кажется, что мы не должны говорить о политической обстановке в стране, когда анализируем палитру художника. Брейгель подбирает цвета с иконописной ясностью: он окрашивает в сочетание коричневого и сине-зеленого праведников (как бы погашенные цвета Христа – алый и голубой) и рисует в желтом, красном, синем насильников – это, как правило, мародеры. Брейгель пишет картины, вместо того чтобы говорить: так, значит, следует внимательно слушать его цветную речь.

Дело было так.

Вильгельм Оранский, возглавив оппозицию, призвал наемников – и отряды наемников крестьяне ненавидели даже больше, чем далеких испанцев. Немецкие и швейцарские мародеры грабили фламандские деревни с тем большим рвением, что эти деревни им-то как раз не принадлежали: они грабили чужое, в то время как испанцы (и даже рекрутированные ими валлонцы), карая восставших, знали, что эти земли принадлежат им самим. Прежде так уже было: отряды наемников были делегированы Генеральными штатами (то есть Оранским и Эгмонтом) собирать налоги с фламандских деревень.

Это именно мародеры изображены на картине «Перепись в Вифлееме» Брейгеля. Мастер писал свои крестьянские картины с чувством Робин Гуда, выступившего против системы налогов – но отдавал ли Робин Гуд себе отчет, против какого именно параграфа он выступает? Сложилась поистине отчаянная для крестьянина ситуация: мародеров-наемников привели «свои же» нидерландские вельможи, в коих некая абстрактная революционная ситуация призывает видеть национальных освободителей. Борьба за национальное самоопределение и крестьянская судьба совпадают только в книжках; в жизни – отнюдь не так устроено.

Крестьянские повстанцы убивают не только испанцев, но прежде всего – наемников. Усугубляется неразбериха тем, что испанцы провоцируют восстания, убеждая крестьянских вожаков в том, что угнетают землепашцев свои же, фламандские помещики; и испанцы не врут. Битва под Виллерброхом, в которой разбиты отряды Генеральных штатов, закончилась тем, что крестьяне перерезали разбитые отряды наемников – то есть убили тех, кто сражался с испанцами. Уленшпигелевская романтика движения гезов и реальность жизни фламандского крестьянина – совсем не одно и то же. Генеральные штаты, воюя с войсками Альбы, одновременно подавляли народные движения и в городах, и в деревнях; сегодня мы назвали бы такие движения «демократическими», речь шла о самоуправлении. Самоуправление общины – тема, пестуемая Брейгелем в каждой картине его «Часослова для бедных» (цикл «Времена года», 1565). И вот эти коммуны как раз и стирают с земли – в Генте особенно жестоко в 1579 г., спустя десятилетие после смерти Питера Брейгеля, но и при жизни художника Гент и Антверпен страдали от обеих сторон, и от испанцев, и от наемников Эгмонта, и Вильгельма Оранского Молчаливого, причем неизвестно, от какой из сторон больше.

Зажатые между двух алчных притеснителей, фламандские крестьяне бунтовали против всех сразу, и бунт был безумен и безнадежен. Это напоминает ситуацию российской Гражданской войны, когда Белое движение вынуждено солидаризироваться с иностранными оккупантами – с английскими, румынскими, французскими корпусами, а солдаты этих подразделений не испытывали сантиментов по отношению к русским деревням, кои подрядились освободить от красных варваров. Трудно сказать, кто именно вламывается в крестьянские дома на картине «Избиение младенцев» – испанские солдаты или наемники Генеральных штатов; возможно и то, и другое.

Но и этого мало. Никакая революция в империи не может быть однородна по определению: империя – суть конгломерат разных способов угнетения. Подобно тому, как российская революция 1917 г. сочетала в себе и движение пролетариата (практически не существовавшего), и крестьянские бунты (не имевшие ничего общего с идеей пролетарской революции), и восстания нацменьшинств (не связанные с классовой теорией), так и нидерландское антигабсбургское восстание было неоднородным. Помимо «иконоборцев» существовало народное движение, отстаивающее церкви от бушующих реформаторов, истреблявшее «иконоборцев», то есть восставших. То есть как «восставших» можно идентифицировать врагов, убивавших друг друга во имя свободы Фландрии. В битве при Ланнуа в 1566 г. большой отряд «иконоборцев» уничтожен фламандскими крестьянами, объединившимися с фламандским дворянством и испанским корпусом. Расслоение проходит в данном случае по имущественному признаку – «иконоборцами» становится совершенная беднота.

Сумятица воль превращает бунт в крик отчаяния: не на что опереться, надеяться не на что, удар придет откуда угодно. У Энгельса в статье «Крестьянская война в Германии 1525 г.» описан сходный процесс: единства нет, и крестьянские движения порой уничтожают друг друга.