Чертополох и терн. Возрождение веры

Так, Ганс Мемлинг написал сивиллу Самбефу в 1480 г., а Андреа дель Кастаньо изобразил Кумскую сивиллу. В Сиенском соборе, создававшемся с XIV в., декор которого Микеланджело хорошо знал, на полу (так называемый Пол Сивилл) Гвидоччо Коццарелли и Нероччо де Ланди выложили изображения десяти сивилл. Изображение выполнено тонкими черными линиями (темный камень), инкрустированными в белый мрамор, оттого кажется, что это колоссальная «гравюра на мраморе», как выразился Муратов; рисунок действительно напоминает рисунки флорентийцев, прежде всего Боттичелли. Вероятно, уместно упомянуть Леонардо да Пистойя, привезшего во Флоренцию Медичи четырнадцать герметических книг, которые Фичино перевел и сделал модными при дворе. Следует упомянуть также Вергилия: Кумская сивилла произносит в VI песне «Энеиды» пространный монолог; также можно найти образ сивиллы и в «Буколиках»; образ сивиллы трактовался Вергилием и вслед за ним Данте, как провожатой в Ад. Предшествующие микеланджеловским сивиллам образы влияли на мастера исключительно информативно. Микеланджело создал сивилл и пророков сообразно представлению о том, что человеку понадобится для работы над собой: пророки дают веру, сивиллы – знания.

В угловых парусах (распалубках) изображены эпизоды ветхозаветной хроники, в которых решалась судьба еврейского народа, сцены трудных побед. Сюжеты: «Давид отсекает голову Голиафу», «Юдифь с головой Олоферна», «Распятый Амман» и «Медный змий».

На восьми люнетах, расположенных под монументальными образами пророков и сивилл, сцены ветхозаветной истории – эпизоды из Книги Царств и Судей.

В целом, суммируя экфрасис плафона, можно заключить, что Микеланджело дает хронику генезиса: потоп, жертвоприношения, пленения, пророчества, страсти и бедствия, судьба колен Иудина и Вениаминова. Изображен гнев, труд, усилия, размышление, сражения. Единственное чувство, которое не изображено, это Любовь. Не только в неоплатоническом смысле, не только в христианском и даже в житейском смысле – феномен Любви не изображен вовсе. Микеланджело миновал неоплатонизм с его культом Эроса и свойственную «новому сладостному стилю» веру в Амор.

Иудейские пророки и египетские сивиллы предъявлены не затем, чтобы рассказать о любви. Микеланджело художник нерадостный, ему приподнятые настроения чужды.

Впрочем, суровость фрески смягчена присутствием юных натурщиков, словно сошедших с флорентийских декоративных картин. Без упоминания этих легких, рассеянных повсюду фигур экфрасис был бы неполным. Каждая картина, замкнутая в собственное архитектурное обрамление, как бы охраняется персонажами, не имеющими отношения к сюжету. Так называемые ignude (обнаженные) вписаны в люнеты, они словно живая часть архитектурного орнамента: обнаженные, как для занятий гимнастикой, то ли кариатиды, то ли рабы. Стилистика их изображения контрастирует с библейской хроникой – в их облике Микеланджело вторит той флорентийской поэтике (Боттичелли, Вероккио, Кастаньо), которой в фигурах пророков не отыскать. Ignude фактически являются первыми зрителями ветхозаветной хроники. Микеланджело изобразил тех, кто наблюдает за событиями вместе с нами, или, точнее, является первой ступенью от нашего восприятия к ветхозаветному сюжету. Так флорентийская мягкая эстетика стоит между нами и суровым языком Ветхого Завета.

Символический уровень фресок потолка:

Микеланджело написал историю евреев – для того, чтобы через хронику Ветхого Завета рассказать историю бедствий Италии.

Судьба еврейского народа развивалась драматически, в том числе во время Микеланджело: бытовое унижение евреев и папские буллы, провоцировавшие инквизиционные суды, – все это происходило на его глазах. Библию Микеланджело читал постоянно – современники утверждают, что Микеланджело знал Писание и Данте, как мало кто. Структурирование, предложенное Данте в композиции «Комедии» (членение Ада и Чистилища на круги, а Рая на уровни небес), и структуру изложения Завета, описывающего становление сознания народа поэтапно, Микеланджело совместил в многочастном рассуждении потолка капеллы.