Честь снайпера

— Совершенно верно, господин генерал, — подтвердил Салид бригаденфюреру Мюнцу, командиру 12-й танковой дивизии СС, — это действительно так. Моя вера запрещает употреблять спиртное. Такова воля Аллаха. С другой стороны, для любого араба обязанность принимать гостей — почетная. Так как же совместить эти кажущиеся противоречия? Моему отцу, человеку могущественному и влиятельному в Палестине, пришла в голову блестящая мысль: он поручил своему сыну узнать о вине все, что только можно, и тем самым получить возможность принимать искушенных европейцев в нашем доме так, как они привыкли, чтобы они при этом также чувствовали тепло палестинского гостеприимства. Я взялся за порученное дело со всей ответственностью. Когда в восемнадцать лет я приехал в Германию, чтобы учиться и еще больше укреплять связи между нашими народами, я смог выкроить время, чтобы продолжать заниматься любимым делом.

Молодой офицер был душой общества. Даже нацистов тянет к звездам, а Салид был самой настоящей звездой. Худощавый и привлекательный, в элегантном черном мундире с двумя молниями в петлице рядом с изображением ятагана, символом 13-й горнострелковой дивизии, в наглаженных бриджах, сапогах, начищенных до блеска, в белоснежных перчатках, с церемониальным кинжалом, сверкающим в свете свечей, озаряющих сад гостиницы «Берлин», лучшей в Станиславе, он являл собой образец мужской красоты и экзотики, но в первую очередь его выделяла феска. Кроваво-красная, со стилизованным орлом, распростершим крылья и сжимающим свастику, над белым эсэсовским черепом с костями, украшенная щегольской красной кисточкой, она придавала Салиду сходство с восточным владыкой, воином-принцем из страны великой белой пустыни. И тот факт, что на его счету имелось множество убитых евреев, определенно являлся большим плюсом.

— Значит, сегодня вечером вина выбирали вы? Это было до или после того, как вы уничтожили в горах отряд бандитов Бака?

— На самом деле после. Мы вернулись с задания, я вошел в гостиницу и обнаружил винный погреб, до сих пор не тронутый превратностями войны. Не могу сказать, что собранная здесь коллекция представляет собой что-то из ряда вон выходящее: неплохо представлены красные французские вина, белые немецкие — похуже, и есть кое-что весьма интересное. Полагаю, вкусовые рецепторы подарят вам своеобразные ощущения.

— Ганс, Ганс! — окликнул бригаденфюрер доктора Гределя. — Где ты нашел этого парня? Он просто прелесть!

Здесь присутствовало все руководство комиссариата, разодетое в соответствии с последней нацистской модой. Это были могущественные люди, администраторы и военачальники, повелители всего того, что осталось от принадлежавшей рейху Украинской империи. Рядом с черными парадными мундирами СС можно было увидеть безукоризненно скроенные смокинги, естественно, белые, поскольку на дворе стоял разгар лета.

— У этого парня самый образованный нос в Европе, — заметил кто-то, и гауптштурмфюрер Салид скромно кивнул, принимая комплимент.

— Особенно хорош этот нос для того, чтобы вынюхивать евреев! — подхватил кто-то другой, и его слова были встречены общим смехом, к которому примешивалась доля грусти, поскольку все понимали, что те дни, когда можно было открыто говорить о самой священной миссии рейха, подошли к концу.

— Вы даже сами не представляете, насколько это верно! — с гордостью заявил обергруппенфюрер СС Гредель, с моноклем, а также с элегантным мундштуком из слоновой кости. — Салид один из самых целеустремленных и деятельных проводников нашей политики в особой группе «Д». Он трудится без устали, не жалея себя. Всегда и везде двигаться вперед и только вперед! Воистину им движет его Аллах!

Рукоплескания, скромно принятые молодым арабом.

Происходящее очень напоминало последнюю ночь на борту «Титаника». Все понимали, что их ждет холодный черный океан. Через неделю, а то и завтра «катюши» 2-го Украинского фронта выпустят миллион реактивных снарядов, которые ревели словно привидения под кнутом палача, за что немцы прозвали их «сталинскими органами», а затем последует грохочущая гусеницами неизбежность в лице тысячи тридцатишеститонных танков Т-34, против которых бедняга Мюнц и его коллега генерал-лейтенант фон Бинк, командир 14-й мотопехотной дивизии, могли выставить лишь четыреста Т-IV да несколько штурмовых орудий «Штуг-III». Остановить русских не представлялось возможности. Они были неумолимы. И это мрачное ощущение предопределенности висело подобно грозовой туче над погруженным в темноту спящим садом, освещенным свечами и оживленным четырьмя скрипачами, которые с необычайной чувственностью исполняли Рахманинова. Собравшиеся здесь прекрасно сознавали, что очень скоро им придется спешно уносить ноги через Карпаты в Венгрию, чтобы там продолжить бесполезное сопротивление. Или умереть здесь, как того требовали обстоятельства.

— Итак, гауптштурмфюрер, — с несвойственной ему откровенностью заявил Гредель, — откройте же наконец, что вы для нас приготовили.