Четверо

Он почувствовал себя древним человеком в каменной пещере и вспомнил, как на борту «Рассвета», ещё до стазиса, спорил с Гинзбергом – не с тульпой, а с настоящим Гинзбергом – о творчестве.

Гинзберг говорил, что новой эпохе не нужно творчество и все должны заниматься наукой как единственным способом познания мира.

Лазарев возражал.

Когда пещерным людям было нечего делать, а снаружи буря и гроза, они рисовали мамонтов на стенах.

Любое творчество – книги, стихи, кино, музыка – это всё тот же мамонт, нарисованный куском охры на стене пещеры, чтобы было не так страшно в грозу и в бурю.

Творчество – это для того, чтобы не сойти с ума. Если бы пещерный человек не стал рисовать этих мамонтов, он бы просто свихнулся от всего, что вокруг. От осознания того, что он живёт и дышит, а вокруг реальность, камни, звери, солнце, огонь.

Человек наделил камни мыслями, огонь – голосом, солнце – разумом. Человек стал лепить глиняных зверей и вдыхать в них жизнь. Человек стал размышлять о том, для чего всё это, и придумал легенды о небе и звёздах.

А другие люди собирались у костра и слушали. И им становилось не страшно. У них появлялся смысл.

Поэтому всегда будут нужны люди, которые умеют рисовать мамонтов, чтобы те, кто не рисует, могли это видеть – и им тоже становилось не так страшно. Потому что можно посмотреть на выдуманное, несуществующее, но как будто бы настоящее. В этом-то и всё чудо.

В этом всё чудо, думал Лазарев, с улыбкой разглядывая нарисованных человечков.

Снова достал маркер, пририсовал к ним линию горизонта, продолжил её вправо и заштриховал чёрным.

Это море.

* * *

Планета Проксима Центавра b

25 декабря 2154 года

10:00 по МСК

Лазарева разбудил лёгкий разряд электричества. Он разлепил глаза и посмотрел на часы. Ощущение не подвело: он проснулся на два часа раньше запланированного времени.

– Командир, я вынуждена разбудить вас, чтобы сообщить важную информацию, – раздался в динамике голос «Авроры».

Лазарев недовольно протёр глаза, сел на койке, зевнул и помотал головой.

– Что случилось? – спросил он.

– Береговая линия продолжает меняться. Несмотря на ослабление силы ветра, море продолжает наступать на берег ещё быстрее. Сейчас линия моря в четырёх километрах от станции.

– Что?

Лазарев не сразу понял, о чём говорит «Аврора». Какой-то бред.

– Взгляните на монитор. Я сфотографировала местность только что.

Лазарев встал, подошёл к пульту управления и взглянул на монитор, где высветилась фотография.

Линия берега изменилась до неузнаваемости и подбиралась к станции, охватывая местность вокруг неё кривым полумесяцем. На месте песчаных равнин, по которым ещё пять дней назад ходил Лазарев, чернела морская гладь.

Что за чушь.

– «Аврора»… Как это возможно? Я не понимаю.

– Я могу дать только одно объяснение, командир. Море движется. Оно движется само. Как единый живой организм. Я исследовала местность в других областях планеты – изменение береговой линии везде либо нулевое, либо минимальное. Но возле вас море движется. Посмотрите, как менялись очертания берега на протяжении всех этих дней.

На экране высветились ещё несколько снимков. По ним Лазарев увидел, как огромная равнина вокруг станции и спускаемого модуля постепенно превращалась в полукруглый мыс под натиском моря.

– В четырёх километрах? И как быстро оно приближается?

– По-разному. Иногда оно замедляется, а иногда ускоряется. Час назад скорость достигла максимума – пять метров за минуту. Сейчас она меньше – полтора метра в минуту. И ещё кое-что.

– Господи, что?

Лазарев рухнул в кресло и нервно потёр правый висок.

– Я фиксирую со стороны моря неизвестное воздействие. Это не радиация, не радиоволны и не помехи в магнитосфере, это что-то другое, но я не могу определить, что именно. Это влияет на мою работу.

– Каким образом?

– Я начинаю хуже соображать.

– То есть?

– По многим признакам я диагностирую ухудшение работы искусственного интеллекта. В качестве свежего примера могу привести ситуацию с изменением береговой линии. Я могла и должна была отследить это и установить закономерность ещё несколько дней назад, но не смогла. Скорее всего, сбой с предсказанием песчаной бури тоже был связан с этим воздействием. Ничем другим я не могу это объяснить.

– Почему тебе кажется, что это обусловлено воздействием со стороны планеты?

– Нарушения в работе искусственного интеллекта прямо зависят от пролётов корабля морем. Когда я пролетаю над морем, мои способности к сбору и анализу информации снижаются на 60 %. Когда я пролетаю над сушей, они постепенно восстанавливаются.

– Как это… Да чёрт возьми.

Лазарев совершенно не понимал, что происходит и что с этим делать.

– Ты можешь как-то противодействовать этому? – спросил он.

– Нет. Я не понимаю природу этого воздействия. Я фиксирую его результаты и наблюдаю связь между морем и моими способностями, но не вижу этого воздействия ни в одном диапазоне.

– А сейчас ты пролетаешь над морем?

– Да. Если бы я была человеком, я бы сказала, что очень устала.

– Что мы будем с этим делать?

– Не знаю. Я очень устала.