Четвертая империя. Заговор наркомовских детей

Еще более дерзкий сценарий подчинения обширного социального окружения, с вытеснением оттуда всех репрезентаций власти, реализовался в Ташкенте. Там в середине 1930-х гг. на базе двадцати городских притонов сложилось детское бандитское подполье, державшее в страхе несколько районов города. Наряду с разбойными налетами на квартиры, магазины, раздеванием прохожих на улицах, вымогательством денег у школьников и учителей, избиением и запугиванием тех, кто пытался сопротивляться, они вели подрывную работу против власти: на глазах у граждан уничтожали вырванные из газет портреты советских вождей, накануне революционных праздников срывали развешенные красные флаги, атаковали и избивали школьников — участников первомайских и октябрьских демонстраций. Кроме того, группа 12-13-летних отморозков зарезала финским ножом 15-летнего сына рабочего-стахановца, возвращавшегося из школы. Расправа над мальчиком сопровождалась выкриками: «Одним стахановцем будет меньше!». По приговору суда участники самых тяжких преступлений в возрасте от 14 лет и выше были приговорены к заключению, а подростки меньшего возраста частью были направлены в исправительно-трудовые колонии НКВД, частью — на производство, а частью возвращены в школу под надзор комсомольского актива[132]

.

На фоне основной массы преступных сообществ, предпочитавших держаться в тени и избегать любого соприкосновения с государственной властью, открытое противоборство с ней было редким явлением. Таким же нетипичным было и стремление вступить с ней в отношения симбиоза. В 1936 г. в селе Борисовка Курской области был раскрыт «Союз Юных Бандитов

» (или сокращенно «СЮБ») из шести девятиклассников, родившийся несколько ранее в красном уголке местной школы. Там участники подписали кровью программный документ: 1. Добиваться образования за десятилетку. 2. Каждому дать кличку из кинокартины «Путевка в жизнь». 3. Один за всех, и все за одного. 4. Попавшись в ловушку, умереть, но не выдавать членов «СЮБ». Ближайшей задачей члены «СЮБ» ставили накопление оружия, с помощью которого намеревались совершить ряд краж, после чего с большой суммой денег выехать на Кавказ или в Крым. Часть этого плана была блестяще реализована: милиция изъяла у парней арсенал оружия, денежную сумму в размере 6703 руб., добытую в результате серийных ограблений, и наворованные вещи, которые складировались все в том же красном уголке[133]

. Судя по взятому всеми обязательству получить образование в размере полной средней школы, что было скорее исключением, нежели правилом для сельской молодежи, они были хорошо интегрированы в школьную жизнь и нацелены на социальное продвижение. По всей видимости, и доступ к красному уголку обосновывался общественной работой, которую они вели в школе. Члены банды поклонялись культовому советскому фильму о перевоспитании преступных элементов среди беспризорников 1920-х, хотя, скорее всего, были заворожены не педагогикой начальника колонии Сергеева, а галереей уголовных персонажей, с которыми себя отождествляли. Идеологически нагруженной деталью был красный уголок — священная точка школьного пространства и символ Октября, переоборудованный в собственную штаб-квартиру и склад награбленного добра. За этим выбором (при наличии альтернативных мест для воровского «схрона» в большом селе) просматривается отсылка к революционному осмыслению частной собственности как к продукту эксплуатации чужого труда или даже прямого ограбления, с вытекающим отсюда оправданием ее экспроприации. Однако такая попытка подстроиться под советскую теорию и практику отъема имущества эксплуататоров, во-первых, не могла остаться незамеченной (надо полагать, что изобличению группы послужил все тот же красный уголок с недвусмысленными находками), а во-вторых, не была учтена судом: все члены «СЮБ» отправились за решетку.

Обе модели отношений с государственной властью, конфронтационная и симбиотическая, обладали общим признаком демонстративности. Если первые из рассмотренных криминальных сообществ афишировали непримиримое отношение к государственной системе, то последнее столь же откровенно показывало возможность использования ее предложений и элементов дискурса, оставаясь по другую сторону закона. Облегчавшие работу милиции и сокращавшие срок существования уголовных сообществ, данные тактики были невыгодны с прагматической точки зрения. Тем не менее, они находили сторонников, которые своим образом действий бросали вызов системе, отвечая на ужесточение репрессивной политики по отношению к подросткам-преступникам.

2.4. Что скрывалось за подростково-юношеской политической самоорганизацией?