Читаем Четвертый Кеннеди полностью

— Президент Кеннеди — неординарный человек. Он старается понять и людей, и события. И теперь он хочет встретиться с вами и задать вам вопросы. Поговорить, как один человек с другим. Он хочет понять, что заставило вас убить его дочь. Хочет, возможно, освободиться от чувства вины, которое не покидает его. Вот я и прошу вас поговорить с ним, ответить на его вопросы. Я прошу вас не замыкаться в себе. Вы можете мне это обещать?

Джабрил не ведал страха, но предложение встретиться с отцом молодой женщины, которую он убил, взволновало его. В конце концов, это был политический акт, и президент Соединенных Штатов не мог этого не понимать. Однако ему вдруг захотелось взглянуть в глаза самого могущественного человека на Земле и сказать: «Я убил твою дочь. Я причинил тебе боль, которую тебе причинить мне не под силу, со всеми твоими тысячами кораблей, ракет, самолетов».

— Хорошо, я окажу вам эту маленькую услугу, — ответил Джабрил. — Но, возможно, потом благодарить за это вы меня не станете.

Кли поднялся, положил руку на плечо Джабрила. Тот освободился, резко дернув плечом.

— Это не важно. Я буду у вас в долгу.

* * *

В назначенный срок, через час после полуночи, президент Кеннеди вошел в Желтую комнату Белого дома. Джабрил уже сидел на стуле перед камином. Кристиан стоял за его спиной.

На маленьком овальном столике стояли серебряное блюдо с сандвичами, серебряный кофейник, блюдца и чашки с золотой каемкой. Джефферсон налил кофе в три чашки, отошел к двери, привалился к ней широкими плечами. Кеннеди заметил, что Джабрил, который приветствовал его кивком головы, не может подняться со стула.

— Ему не давали успокоительного? — спросил Кеннеди.

— Нет, мистер президент, — ответил Кристиан. — На нем только «смирительный» комбинезон и ножные кандалы.

— Нельзя ли устроить его поудобнее? — спросил Кеннеди.

— Нет, сэр, — последовал короткий ответ.

Кеннеди повернулся к Джабрилу:

— Извините, но в этом последнее слово не за мной. Надолго я вас не задержу. Я бы хотел задать вам несколько вопросов.

Джабрил вновь кивнул. «Смирительный» комбинезон сильно ограничивал его движения, поэтому ему с трудом удалось взять сандвич, божественный на вкус. И враг видел, что он не совсем беспомощный. Это льстило его гордости. Он всмотрелся в лицо Кеннеди, и увиденное поразило его. Джабрил вдруг осознал, что перед ним человек, к которому, если б встреча эта произошла при других обстоятельствах, он бы интуитивно проникся доверием, которого бы уважал. На лице отражалось не только страдание, но и сила воли, держащая это страдание под жестким контролем.

Джабрил заговорил первым, мягко, вежливо, даже смиренно:

— Мистер Кеннеди, прежде чем мы начнем, позвольте задать вопрос вам. Вы действительно верите, что я несу ответственность за атомный взрыв в вашей стране?

— Нет, — ответил Кеннеди, и Кристиана порадовало, что президент не стал вдаваться в подробности, ограничившись одним словом.

— Благодарю, — опять кивнул Джабрил. — Не пойму, кому хочется выставить меня круглым дураком? Если бы вы попытались воспользоваться этим обвинением как угрозой, я бы воспринял это как личное оскорбление. Теперь можете спрашивать, о чем хотите.

Кеннеди подал знак Джефферсону покинуть комнату, подождал, пока за ним закроется дверь. А когда заговорил, Кристиан наклонил голову, словно ничего не слышал. Он и не хотел слышать.

— Мы знаем, что вы срежиссировали всю цепочку событий. Убийство папы, арест вашего сообщника в Америке с тем, чтобы вы могли потребовать его освобождения. Похищение самолета. И убийство моей дочери, которое вы планировали с самого начала. Я знаю это наверняка, но я бы хотел, чтобы вы подтвердили мою правоту. Между прочим, я понимаю логику вашего замысла.

Джабрил смотрел Кеннеди в глаза:

— Да, это правда. Но меня изумило, что вы так быстро свели все воедино. Я-то думал, что это далеко не просто.

— Боюсь, гордиться тут нечем, — вздохнул Кеннеди. — И говорит это о том, что у нас одинаковый склад ума. А может, когда дело касается хитрости, люди не слишком отличаются друг от друга.

— Тем не менее план был хорош. Но вы нарушили правила игры. Разумеется, это не шахматы, там правила не столь жесткие. Но вам отводилась роль пешки, с теми ходами, которые ей позволены.

Кеннеди сел, отпил кофе, Кристиан видел, что президент напоминает сжатую пружину, да и Джабрилу не составляло труда понять, что внешнее спокойствие Кеннеди — всего лишь ширма. Террористу оставалось только гадать, каковы истинные намерения сидящего перед ним человека. Злобы он не чувствовал. Президент не собирался использовать силу, чтобы напугать его или причинить ему вред.

Перейти на страницу:

Все книги серии Марио Пьюзо. От автора "Крестного отца"

Похожие книги

Отчаяние
Отчаяние

Издательство «Вече» в рамках популярной серии «Военные приключения» открывает новый проект «Мастера», в котором представляет творчество известного русского писателя Юлиана Семёнова. В этот проект будут включены самые известные произведения автора, в том числе полный рассказ о жизни и опасной работе легендарного литературного героя-разведчика Исаева-Штирлица. В книгу включены роман «Отчаяние», в котором советский разведчик Максим Максимович Исаев (Штирлиц), вернувшись на Родину после завершения операции по разоблачению нацист­ских преступников в Аргентине, оказывается «врагом народа» и попадает в подвалы Лубянки, и роман «Бомба для председателя», действие которого разворачивается в 1967 году. Штирлиц вновь охотится за скрывающимися нацистскими преступниками и, верный себе, опять рискует жизнью, чтобы помочь близкому человеку.

Юлиан Семенов

Политический детектив
Тень гоблина
Тень гоблина

Политический роман — жанр особый, словно бы «пограничный» между реализмом и фантасмагорией. Думается, не случайно произведения, тяготеющие к этому жанру (ибо собственно жанровые рамки весьма расплывчаты и практически не встречаются в «шаблонном» виде), как правило, оказываются антиутопиями или мрачными прогнозами, либо же грешат чрезмерной публицистичностью, за которой теряется художественная составляющая. Благодаря экзотичности данного жанра, наверное, он представлен в отечественной литературе не столь многими романами. Малые формы, даже повести, здесь неуместны. В этом жанре творили в советском прошлом Савва Дангулов, Юлиан Семенов, а сегодня к нему можно отнести, со многими натяжками, ряд романов Юлии Латыниной и Виктора Суворова, плюс еще несколько менее известных имен и книжных заглавий. В отличие от прочих «ниш» отечественной литературы, здесь еще есть вакантные места для романистов. Однако стать автором политических романов объективно трудно — как минимум, это амплуа подразумевает не шапочное, а близкое знакомство с изнанкой того огромного и пестрого целого, что непосвященные называют «большой политикой»…Прозаик и публицист Валерий Казаков — как раз из таких людей. За плечами у него военно-журналистская карьера, Афганистан и более 10 лет государственной службы в структурах, одни названия коих вызывают опасливый холодок меж лопаток: Совет Безопасности РФ, Администрация Президента РФ, помощник полномочного представителя Президента РФ в Сибирском федеральном округе. Все время своей службы Валерий Казаков занимался не только государственными делами, но и литературным творчеством. Итог его закономерен — он автор семи прозаико-публицистических книг, сборника стихов и нескольких циклов рассказов.И вот издательство «Вагриус Плюс» подарило читателям новый роман Валерия Казакова «Тень гоблина». Книгу эту можно назвать дилогией, так как она состоит из двух вполне самостоятельных частей, объединенных общим главным героем: «Межлизень» и «Тень гоблина». Резкий, точно оборванный, финал второй «книги в книге» дает намек на продолжение повествования, суть которого в аннотации выражена так: «…сложный и порой жестокий мир современных мужчин. Это мир переживаний и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновничьих интриг и простых человеческих слабостей…»Понятно, что имеются в виду не абы какие «современные мужчины», а самый что ни на есть цвет нации, люди, облеченные высокими полномочиями в силу запредельных должностей, на которых они оказались, кто — по собственному горячему желанию, кто — по стечению благоприятных обстоятельств, кто — долгим путем, состоящим из интриг, проб и ошибок… Аксиома, что и на самом верху ничто человеческое людям не чуждо. Но человеческий фактор вторгается в большую политику, и последствия этого бывают непредсказуемы… Таков основной лейтмотив любого — не только авторства Валерия Казакова — политического романа. Если только речь идет о художественном произведении, позволяющем делать допущения. Если же полностью отринуть авторские фантазии, останется сухое историческое исследование или докладная записка о перспективах некоего мероприятия с грифом «Совершенно секретно» и кодом доступа для тех, кто олицетворяет собой государство… Валерий Казаков успешно справился с допущениями, превратив политические игры в увлекательный роман. Правда, в этом же поле располагается и единственный нюанс, на который можно попенять автору…Мне, как читателю, показалось, что Валерий Казаков несколько навредил своему роману, предварив его сакраментальной фразой: «Все персонажи и события, описанные в романе, вымышлены, а совпадения имен и фамилий случайны и являются плодом фантазии автора». Однозначно, что эта приписка необходима в целях личной безопасности писателя, чья фантазия парит на высоте, куда смотреть больно… При ее наличии если кому-то из читателей показались слишком прозрачными совпадения имен героев, названий структур и географических точек — это просто показалось! Исключение, впрочем, составляет главный герой, чье имя вызывает, скорее, аллюзию ко временам Ивана Грозного: Малюта Скураш. И который, подобно главному герою произведений большинства исторических романистов, согласно расстановке сил, заданной еще отцом исторического жанра Вальтером Скоттом, находится между несколькими враждующими лагерями и ломает голову, как ему сохранить не только карьеру, но и саму жизнь… Ибо в большой политике неуютно, как на канате над пропастью. Да еще и зловещая тень гоблина добавляет черноты происходящему — некая сила зла, давшая название роману, присутствует в нем далеко не на первом плане, как и положено негативной инфернальности, но источаемый ею мрак пронизывает все вокруг.Однако если бы не предупреждение о фантазийности происходящего в романе, его сила воздействия на читателя, да и на правящую прослойку могла бы быть более «убойной». Ибо тогда смысл книги «Тень гоблина» был бы — не надо считать народ тупой массой, все политические игры расшифрованы, все интриги в верхах понятны. Мы знаем, какими путями вы добиваетесь своих мест, своей мощи, своей значимости! Нам ведомо, что у каждого из вас есть «Кощеева смерть» в скорлупе яйца… Крепче художественной силы правды еще ничего не изобретено в литературе.А если извлечь этот момент, останется весьма типичная для российской актуальности и весьма мрачная фантасмагория. И к ней нужно искать другие ключи понимания и постижения чисто читательского удовольствия. Скажем, веру в то, что нынешние тяжелые времена пройдут, и методы политических технологий изменятся к лучшему, а то и вовсе станут не нужны — ведь нет тьмы более совершенной, чем темнота перед рассветом. Недаром же последняя фраза романа начинается очень красиво: «Летящее в бездну время замедлило свое падение и насторожилось в предчувствии перемен…»И мы по-прежнему, как завещано всем живым, ждем перемен.Елена САФРОНОВА

Валерий Николаевич Казаков

Детективы / Политический детектив / Политические детективы