Четвертый коготь дракона

На самом деле сестру Пироса-Грина звали Сарика, она погибла в ходе прошлогоднего восстания в Пеште. По его словам, именно это обстоятельство заставило его бросить все дела в Америке и вернуться в Европу, где он включился в борьбу с австрийцами и русскими, чтобы отомстить за гибель родного человека.

– Не берусь осуждать его, – сказала Анита, – но все, что он делал потом, – страшно…

Максимов в Цюрихе поделился с Грином своими намерениями: добраться до Венгрии и примкнуть к русским войскам. Грин, видя его решимость, не сомневался, что ему это удастся. Потому и навязался в компанию, чтобы оказаться там же, в русском лагере. У него в заветном саквояже, так чудесно извлеченном со дна озера Балатон, помимо летающих игрушек имелся смертоносный набор, который он немедленно пустил в ход. Все, что для этого потребовалось, – ловкость вкупе с предусмотрительностью. Когда Грин узнал, что его и Максимова намерены представить командующему русских войск, решение созрело мгновенно. Изготовить из имевшихся деталей компактную бомбу было для его умелых рук делом нескольких минут. Металлический цилиндрик, начиненный гремучей смесью, он спрятал в кармане своего просторного костюма, а во время беседы с Паскевичем постарался встать поближе к кадке с лимонным деревом. Улучив момент, вынул цилиндрик, завел руку за спину и сунул его в рыхлую землю.

Покушение не удалось, и после консультаций с Михаем и прочими своими пособниками Грин привел в действие чудовищный план «Собачья смерть». Выпущенная им из пробирки холера уничтожала солдат тысячами. Паскевича он, впрочем, тоже не оставил в покое. Близ Токая водились гадюки, Грин, имевший в Америке опыт обращения с ядовитыми змеями, изловил одну и запустил через окно в резиденцию генерал-фельдмаршала. Но это был по большому счету акт устрашения.

Когда у арестованного спросили, кто снабдил его холерными бактериями и пироксилином, он сразу перестал откровенничать, умолк. Анита рассказала ему о встрече в подземелье с длиннобородым стариком. Грин ответил, что никого не знает, контактировал только с Михаем, и не ответил больше ни на один вопрос.

Приближенные советовали фельдмаршалу казнить шпиона и диверсанта по законам военного времени, однако после выигранной кампании его сиятельство пребывал в благодушном настроении, ему не хотелось лишней крови. Грина передали австрийской стороне вместе с капитулировавшими в Вилагоше командирами. Паскевич, на милость которого сдались повстанцы, потребовал у генерала австрийской армии Юлиуса Гайнау обещания, что всем арестантам будут сохранены жизни. Гайнау такое обещание дал.

* * *

Подписание официального акта о капитуляции в Вилагоше еще не означало фактического прекращения боевых действий на всех участках. Разрозненность, характерная для венгерских мятежников, сказалась и здесь. Особенно тревожная обстановка продолжала сохраняться на юге страны, в Трансильвании. Крепость Арад держалась до 6 августа. Некоторое время сопротивлялся и Бем со своими отрядами, но тоже вынужден был сложить оружие под натиском превосходивших сил противника. С частью своих сторонников он успел бежать в Турцию, туда же перебрались экс-президент-регент Кошут, генерал Дембинский и еще несколько видных деятелей революционного движения. Дракон окончательно лишился когтей.

Но сопротивление продолжалось и после бегства лидеров мятежа. Город Петервардейн был взят только на исходе августа, а крепость Коморн, обороняемая отрядом генерала Клапки, пала еще позже – в конце сентября. И все это время на территории бывшей республики, а ныне – провинции, возвращенной в состав Австро-Венгерской империи, действовали разрозненные группы непокоренных бунтовщиков. Бороться с ними было так же затруднительно, как с юркой и кусачей мошкарой.

На дорогах было крайне неспокойно, и Анита с Максимовым вынужденно задержались в Шессбурге. В сентябре армия Паскевича начала движение обратно в пределы России. Можно было примкнуть к ней и под ее защитой без опаски добраться до Галиции, откуда открывались пути и на Москву, и на Петербург. О продолжении путешествия по Европе супруги уже не помышляли, Анита чувствовала себя разбитой и утомленной, твердила о скорейшем возвращении домой. Однако пришлось сначала дожидаться приезда Вероники из Дебрецена, а потом – что оказалось куда дольше – присылки багажа из Вены. Все это растянулось до октября.

Шессбург надоел хуже горькой редьки. Они изучили его досконально, исходили вдоль и поперек и изнывали от скуки, не зная, чем себя занять.

Наконец багаж был получен, все формальности улажены, и можно было трогаться в путь.