Премьера
В то утро Иван сначала надел левый носок и правый ботинок. Неглаженую рубашку и галстук, рисунком и цветом не подходящий к носкам.
В театр он пошел, выбирая такую комбинацию улиц, по которым никогда бы до цели не добрался. Он не сразу вошел в здание, а предварительно обошел вокруг театра.
– Как и всегда, все дело в том, хорошо или плохо сделано дело. Я, безусловно, хорош, но остается вопрос – хорош ли материал, камень или известь, натуральна ли она, или же просто гнусная и тяжелая пыль? Как узнать это? – тихо бормотал он, словно читая молитву или рассказывая на ходу придуманную байку. – Будет весело и бесполезно.
Джулио Кармилло Дельминио придумал некогда Театр памяти. Его гениальное изобретение помогало увидеть то, что могло произойти, но не случилось.
– Интереса к этим игрищам не было. Людей, независимо от того, короли они или шуты, дураки или интеллигентная челядь, даже гениев, интересует только то, что происходит сейчас, или то, что будет потом, – изрек Иван голосом Джулио Кармилло.
Он посмотрел на реку. Тонкие языки тумана на ее шершавой коже.
Октябрь.
На служебном входе театра его ожидали два конверта.
Он знал их содержание и имена отправителей.
В конвертах были две телеграммы с печатями почт Франции и Греции. Одна из них хранила оттенки воспитания, наилучших пожеланий и скромной надежды на успех. Вторая дышала силой страсти, мускусом юга, слезами и безумием…
Не распечатывая конвертов, он сунул их во внутренний карман пиджака.
Он знал, что это конец.
Премьера. Шуршание новых нарядов, необязательная болтовня, горячие языки сплетен и легкая пища слухов, навязчивое кокетство…
Конец миссии. Конец любви.
Куда теперь?
– Когда занавес поднимется, когда представление начнется – твоя работа заканчивается, – говорили ему, начинающему, более опытные коллеги. – Никто не приглашает зодчих полюбоваться мостом или домом, который они возвели.
Он старательно избегал любых встреч.
Представление смотрел из радиостудии. Аплодисменты застали его на лестнице по дороге в холл. Пришлось выйти на сцену. Сдержанно поклонился, указав рукой на труппу.
– Спасибо, – сказал он и сошел со сцены.
Забрал в гардеробе книги и вышел на улицу…
Снаружи падал снег.
Снег
Белые бабочки снега преграждали путь, влетали в лучи автомобильных фар, липли к его теплому лицу, к холодному металлу капота, к гладкой поверхности ветрового стекла.
Иван отпустил педаль газа.
Он инстинктивно чувствовал, куда катит машина. Он не видел ни дороги, ни белой разделительной линии. Нажал на тормоз. Автомобиль слегка занесло вбок, и он продолжил бесконтрольно катиться еще метра два-три, сползая к обочине.
Наконец остановился.
Он вышел. Машина стояла на мосту. Под ним была пропасть.
Крупный снег валил с высоты.
В этот момент он рассмотрел вдалеке лодку или, как ему показалось, какой-то самолет, сломанный, без мотора. Это был парусник, запущенный в бездонную пропасть. Неповоротливый корабль, старый парусник, перепахивающий невидимые воды Паннонии. Был ли то детский змей или шар, наполненный гелием, может, графский дирижабль, который сквозь густой снег и грязную тьму выплывает из глубин мрачной пропасти, где слышится голос воды и послания ветров.
Чудовищное творение приковало к себе его взгляд. Видение.
На море живут привидения. Паннония – его дно.
Отсюда и исчезающие города, дивные краски и рассказы о вилах и феях.
В одном иностранном журнале, который он украл в газетном киоске аэропорта Хитроу в Лондоне (или это было в Цюрихе?), прочитал рассказ о проекте дирижабля будущего, который будет в состоянии перевозить через Средиземное море, а может, и через Атлантику, или от одного пункта до другого пятьсот пятнадцать пассажиров, разместив их в комфортабельных каютах. Сам аппарат будет оборудован всем необходимым – танцевальными площадками, бассейнами, спортивным залом и рестораном. Он будет лететь в тридцати метрах над поверхностью моря или земли. Этот проект корабля, как утверждают его авторы, полетит с гуманной скоростью в сто пятьдесят километров в час, без излишней поспешности, пугающей пассажиров, и главной его целью будет превращение поездки в приятное времяпрепровождение.
Собственно, это была реклама самолетов нового поколения, «эрбасов», в утробе которых должны были разместиться апартаменты, бары, залы для отдыха…
Он вспомнил об этом, разглядывая над своей головой теперь уже ясные очертания дирижабля, которого ему никогда ранее не доводилось видеть.