Это и в самом деле было чудо, в этот странный день. Похожее на плот, но не такой, как на картине маэстро Жерико. Ничуть. Ни внешне, ни скоростью, с которой плот передвигался, да и по настроению его пассажиров. Плот, на котором нашли спасение моряки с фрегата «Медуза», тонул в море под тяжестью страдания и человеческих мук, а на этом играла музыка – сарабанды, спаньолетты, венские вальсы и польки – и толклась веселая толпа, сгрудившаяся у перил носового ограждения, сделанного из ящиков для фруктов. Верховодил ими молодой король Себастьян. Его горящий взгляд был устремлен вдаль, в закутки ночи, из глубоких пропастей которой должны были всплыть берега его любимой Португалии. За спиной Себастьяна продолжалось кабацкое веселье и соревнование итальянских и испанских гистрионов, за которым с удовольствием наблюдали Сервантес и Кальдерон, Уильям Шекспир, божественная Сара, Филипп II, Карлос Фуэнтес. На корме, на платформе, полом которой служило дверное крыло, уложенное на бочки, связанные толстыми веревками, сидели на импровизированном престоле Ирина и Невена. Они не разговаривали.
И только тогда, когда этот мощный плот с шумом и необузданным смехом приблизился к нему, только когда тот своим корпусом, гнилым и вонючим, коснулся его волос, он заметил белые канаты, которыми летательный аппарат был зацеплен за крюк, свисающий из брюха дирижабля графа Цеппелина.
Он промчался над самой его головой. Высоко в небе, там, где положено быть кабине навигатора, капитана и стюарда, в раме иллюминатора он заметил звезды глаз своего сына Милоша. Ангельское личико мальчика, губы, сложившиеся в улыбку. Высоко поднятая в знак приветствия рука – и ладья, несомая звуками музыки, стала удаляться от него точно так, как приблизилась к нему.
Медленно для желания, быстро для тоски.
Вместо пропеллера, киля, вместо выхлопных газов двигателя в закоулке ночи Иван заметил белую рубашонку парашюта.
Он падал по спирали. Тихо, бесшумно, как коварный снаряд. Посланный с высоты в точно определенное место. На его ладонь.
Вместе со снежинками приземлилась маленькая деревянная коробочка. Тщательно обработанное розовое дерево. Две золотые петельки и тонко выделанный замочек.
Он открыл ее. В ней на подкладке из саржи цвета слоновой кости лежала золотая пластинка. Отлитый в плоской опоке, какие прежде встречались в старых литейных, медальон, похожий на те, что вручаются заслуженным людям или победителям олимпиад и других спортивных соревнований. На аверсе был оттиснут профиль Шекспира.
– Бог мой…
Он взял медаль двумя пальцами и принялся вертеть ее, перебрасывать с ладони на ладонь, совсем как пылающий уголек или горячий блинчик.
В ночи сверкнул выгравированный рукой мастера текст…
Он посмотрел в небо.
Снег прекратился.