Четыре единицы

– Я имела право отказаться от него. Я не обещала ему любовь и верность перед Богом и людьми. Я имела право.

Он неожиданно для себя устало кивнул:

– Да, девочка, ты права. Имела полное право. Просто если бы ты все еще любила его, мне кажется, мне было бы проще принять его уход.

– Вам кажется, господин. Невозможно принять и простить уход любимого человека. Я много об этом знаю, я умирала много лет.

– Ты придешь на прощальную церемонию, когда его не станет?

– Да, безусловно. Если вы позволите.

Джун только кивнул, развернулся и пошел прочь от ворот университета.

Менсу умер спустя три дня, не приходя в сознание, в его смену у его постели.

Она не пришла на его прощальную церемонию.

«У меня экзамен, это неудобно».

Джун пообещал себе больше никогда не разрывать свое сердце предательской любовью к живому существу.

Глава 13

В баре был только Кэн. В стакане у Кэна плескалась внушительная порция скотча, и судя по глазам Кэна – не первая. Анна опустилась рядом и заказала тоже самое.

Бармен сегодня поменялся: это был другой студент, не старше предыдущего. Окинув Анну удивленным взглядом, он уточнил размер порции. Молчание, эта пара странных иностранцев даже не подняла головы. Хмыкнув, юноша поставил перед ней почти полный стакан.

– Это было неприятно, – Кэнсаку, наконец, взглянул на нее.

Анна дрогнула: как хорошо он описал весь ее сегодняшний день: и заседание, и разговор с Джуном, и все воспоминания.

– Да, так и есть.

– Хуан сейчас разговаривает с ним.

– Он заходил ко мне.

– Он, кажется, с вами общается очень непринужденно.

– Ему сложно с тобой говорить, Кэнсаку-сан. Перед тобой он виноват больше всех.

Кэн удивленно вздернул брови и невесело засмеялся:

– Ты думаешь? Передо мной? Из нас троих?

Она прекрасно понимала, что он имел в виду, но не хотела подавать вида:

– Он чуть было тебя не посадил. Вернее, посадил.

– Он чуть не убил тебя, – он чуть было не сказал «а ребенка вашего убил», но промолчал, хотя Анна прочла эту мысль и без слов.

Хуан шел медленно к их стульям, настолько медленно, что Кэн с Анной переглянулись крайне озабоченно. Оценив их бокалы, Хуан получил свой такой же и подпер рукой голову, не поднимая глаз.

– Это катастрофа. Завтра нас будут рвать на части.

– Хороший тост, надо запомнить, – Кэн подбадривающе постучал ему по плечу. – Не кисни, мистер. Мы знали, что так будет.

– Да, но от этого не легче. Мне так хочется, чтобы все это закончилось. Чтобы этот бред сам себя разрушил. Ведь это бред!

– Обрекать человечество на вымирание – не самая простая задача, требует подготовки и салюта в конце.

– Неужели мы ничего не можем сделать?

– Что Джун говорит? – Анна подала голос.

– Сам не знает, что делать. Все время перебирает варианты, которых нет: саботаж, игнорирование, подкуп. Смирение только надо добавить в этот ряд. Смирение – хотя бы виднеющаяся перспектива. Он же собирался к тебе после заседания. Вы разве не говорили?

– Мы говорили о Сеуле.

Кэн с Хуаном резко вскинули головы в ее сторону. Анна медленно отпила из стакана и поставила на стойку, не почувствовав ни вкуса, ни тепла внутри.

– О каком Сеуле?

– Он спрашивал, почему я ушла от него. Вернее, не так, его не интересовало, почему я ушла от него, его интересовало, почему я от него сбежала.

– Нет, он, конечно, непроходимый идиот, – Мэривезер был удивлен и просто констатировал факт.

– Я бы использовал слова покрепче. Но, думаю, он правда не понимает.

Кэн был прав, Анна тоже так считала.

– Ладно, друзья, надираться сегодня нет никакого желания и настроение не то совершенно. Пойду спать. Чего и вам желаю, – Хуан допил содержимое стакана и медленно удалился. Анна с Кэном встревоженно посмотрели ему вслед.

– Он сильно переживает.

– Думаю, Эни, он переживает больше за нас троих, но не за себя – это точно. А следовало бы.

– Как на счет человечества?

Кэн махнул рукой:

– Забудь! Эта битва проиграна.

– Мне пока в это сложно поверить, правда. Что вот так своими же руками мы разносим наше будущее к чертям.

– Я бы сказал – разносим наше будущее для чертей.

– Поэтично.

Кэн наигранно фыркнул:

– Займусь поэзией, как все закончится. Поеду в тот дом на Хоккайдо, буду писать печальные стихи, прогуливаясь по берегу бушующего моря. Тем более, – он перешел на заговорщицкий тон, – там, говорят, вся земля окроплена слезами.

– Я там ни разу не плакала.

– Правда? Ну ты кремень!

– Не в этом дело, – она покачала головой. – Я бы и хотела, но не могла. Словно больше не осталось во мне ни слезинки для этого мужчины. Словно вся моя слабость вышла с кровью в тот день, осталась одна твердыня: ни воды, ни слез, ни жизни. Так и живу.

– Думаю, Джун получил от тебя куда больше, чем заслуживал.

– Нет, неправда. Получил ровно столько, сколько было нужно ему и столько, сколько я могла дать. В тот день, когда он захотел сверх меры, все и закончилось.

– Он рассчитывал, что ты вернешься. Ему казалось, это из-за ребенка.

– Почему?

– Он приходил ко мне в камеру, регулярно причем.

– Ты не говорил, – Анна развернулась к нему лицом.

Кэн утвердительно кивнул.