Четыре войны морского офицера. От Русско-японской до Чакской войны

Пожав молча протянутую мне руку, я почел за лучшее не спрашивать его, какой именно поступок он имел в виду, и инцидент был исчерпан.

Опять потянулись для меня серые будни, хотя день этот отнюдь не был ни серым, ни будничным: календарь в кают-компании яркой красной цифрой показывал 25 декабря, а с безоблачного неба ослепительно сверкало жгучее африканское солнце, от жестоких лучей которого спасалось и укрывалось все живое.

К входу в Nossi-Be мы подошли лишь к вечеру следующего дня и, проведя ночь в море, чтобы не входить в темноте на незнакомый рейд, соединились с отрядом контр-адмирала Фелькерзама лишь утром 27 декабря. С этого дня началось наше долгое и изнурительное «носибейское стояние», продолжавшееся два с лишком месяца. Истинных причин столь долгого пребывания нашего в этом гиблом месте в то время никто, конечно, кроме самого адмирала Рожественского и нескольких лиц его штаба, не знал.

За это время эскадра несколько раз готовилась к походу: на корабли рассылались подробные диспозиции походного строя эскадры, порядок погрузки угля с транспортов в океане, корабли принимали полный запас провизии, воды и угля. Но затем дни шли за днями, а мы все еще продолжали оставаться в этом действительно горячем уголке земного шара.

В этом убийственном для европейца климате даже выносливость русского человека начинала сдавать. Появились случаи теплового удара, случаи, кончавшиеся обычно смертью. Редкий день проходил без того, чтобы в море не выходил дежурный миноносец с приспущенным флагом: мы хоронили своих покойников в море. Людей изнуряла не столько жара, сколько ужасающая влажность воздуха. Трудно было даже сказать, какие дни были хуже – солнечные или пасмурные, когда легкие вместо воздуха вбирали в себя буквально одни лишь водяные пары. Конечно, на эскадре сохранялось в полной силе «полярно-тропическое» расписание и работы и учения шли полным и непрерывным ходом.

От долгого ли пребывания на одном и том же месте, от монотонности ли рейдовой жизни, или же, наконец, от этого убийственного климата, но мадагаскарские воспоминания сохранились у меня в памяти какими-то отдельными обрывками, без какой-либо хронологической связи.

Одним из крупных событий на борту моего корабля, вскоре же после нашего прихода в Nossi-Be, была серьезная болезнь нашего командира и временное вступление в командование кораблем капитана 1-го ранга Клапье де Колонга.

Был один из тех, уже упомянутых мной периодов усиленного приготовления к походу. По приказанию адмирала были посланы команды с больших кораблей для перегрузки угля с тех германских пароходов, на которых его оставалось уже мало, на наши транспорты. Моему броненосцу досталась задача грузить пароход Добровольного флота «Киев», и я был командирован с нашей командой для производства этой операции, причем мне пришлось пробыть в отсутствии более суток. Когда я вернулся на свой корабль, то сразу же заметил, что за время моего отсутствия на броненосце произошло что-то серьезное: в кают-компании царило какое-то подавленное настроение, офицеры собирались к вечернему столу сумрачные и насупившиеся, пианино молчало.

– В чем дело? – спросил я Шупинского.

– Как, ты еще не знаешь? Да ведь час тому назад увезли на госпитальный «Орел» нашего командира. Представь себе, выскакивает он вдруг сегодня на палубу и начинает благим матом кричать на Арамиса и вахтенного начальника: «Что вы делаете! Ревет шторм, а у вас все шлюпки на воде! Ну как же можно! Да подымайте же их немедленно!» – Схватился затем за голову и давай биться ей об рубку. А кругом – мертвый штиль, тишь, гладь, да Божья благодать… Довел таки себя до галлюцинаций! Я уж и не знаю, как удалось Гавриле Андреевичу уговорить его пойти вниз, а час тому назад Македонтович[85]

повез его в госпитальный «Орел».

– Когда же уберут наконец от нас Титова? Ведь от одних его криков можно сойти с ума! Помилуй Бог, скоро уж два месяца, как мы таскаем его с собой на броненосце, – сказал я.

– Мне говорил Македонтович, что командир наш ездил в штаб и так и заявил адмиралу, что если, мол, от нас не уберут Титова, то он не ручается, что на его корабле начнут сходить с ума другие. Ты не думай, что это не заразительно. Да, легко сказать: убрать. Куда его уберешь?