Читаем Четырнадцать дней полностью

По словам подруги, согласно теории, кролики сплотятся после пережитой вместе травмы и проживут остаток лет в мире и согласии.

«Ну и как, сработало?» – поинтересовались мы.

«Да, – ответила подруга. – Кролики привязались друг к другу».

Вот уж не думал, что мне когда-либо еще придется иметь дело с тонкостями кроличьей привязанности после совместно пережитой травмы. Честно говоря, я и думать забыл про тот случай, пока, примерно через год, другой друг не позвонил мне из Чикаго, где жил вместе с партнером и их ручным кроликом.

«Мы взяли еще одного кролика, – сообщил он. – И Лиам категорически против».

Лиамом они назвали первого кролика: мой друг из тех, кто дает домашним животным человеческие имена.

«О черт! – ответил я. – Надо полагать, они пытаются поубивать друг друга».

Мой друг, доведенный до белого каления, поинтересовался, откуда мне это известно.

«Лиам никогда так себя не вел! Я не ожидал ничего подобного!»

«Слушай внимательно». И я в точности рассказал, что следует сделать.

Звучало безумно, но ему требовались только коробка, полотенце (по большому счету, можно и без него обойтись) и машина.

«У нас нет машины! Мы в Чикаго живем, везде на великах ездим».

Я объяснил, что без машины ничего не получится, поэтому придется ему попросить кого-то из друзей или взять машину напрокат на один день.

Он вздохнул – явно без особого энтузиазма.

«Поверь, это способ расположить их друг к другу. Ты нанесешь кроликам травму».

«Травму?»

«Просто доверься мне!» И я выдал ему все подробности теории, словно сам был крутым дипломированным специалистом по поведенческой терапии кроликов.

Через несколько дней я получил от него эсэмэску: «СПАСИБО!» Мой друг и его партнер выполнили мои указания, не отклоняясь ни на миллиметр. И способ сработал – еще бы ему не сработать! Они просто прыгали от счастья. По их словам, кролики теперь обожали друг друга и лишь время от времени безобразничали, поедая комнатные растения, которые пришлось переставить на столы. Однако, напомнили мне друзья, у кроликов это территориальное.

«Я все думал про травму», – сказал мне друг по телефону.

«У людей или у кроликов?» – уточнил я.

«Нет, про обычную травму. Про общую».

«Ну ты философ!»

«А ты знаешь, что люди, испытавшие совместную травму, например выжившие в пожаре или при крушении самолета и еще что-то типа падения в лифте, время от времени собираются вместе – может быть, раз в год, вроде как годовщину отмечают?»

Я не знал.

«Ну вот, все именно так».

Я ему поверил, и сейчас расскажу, в чем суть истории. Чтобы понять моего друга и его интерес к травме, нужно знать, как мы с ним познакомились и почему он уехал.

Познакомились мы в Барселоне за шесть лет до тех событий – два американца, жившие за границей и преподававшие английский язык после получения диплома. В те годы мы прожигали жизнь бесцельно и без всяких ограничений: вечеринки на пляже, вечеринки на крышах, у кого-то дома и так далее. Он был тот еще ловелас. Думаю, переспал если не со всеми, то с большинством американок среди наших знакомых преподавателей английского.

Примерно полгода спустя после нашего знакомства он признался мне, что не уверен в своей сексуальной ориентации, и спросил, не могу ли я взять его в бар для геев. Я, разумеется, согласился и отвел его на одну из самых крупных дискотек, где он чем-то закинулся в туалете, но это уже другая история для другого раза. Через несколько месяцев до меня дошел слух, что мой товарищ уехал из Барселоны, не попрощавшись. Он удалил все свои профили в соцсетях, и мне было грустно потерять друга. Я не знал, получу ли от него когда-нибудь весточку.

Спустя пару лет, когда я вернулся в США для учебы в магистратуре, он нашел мои контакты и написал, что теперь живет в Чикаго вместе с мужчиной, с которым они заключили брак. Я порадовался за него, и, конечно же, мне стало любопытно, почему он уехал из Барселоны, не сказав мне ни слова. Он ответил, что все слишком печально, но после нескольких попыток я все-таки убедил его рассказать, что именно произошло.

В то время он переехал в другую квартиру, где жил и сам домовладелец, которому также принадлежал магазинчик на первом этаже. У домовладельца была молоденькая любовница: как он объяснил, его жена съехала, скатилась в проституцию и наркотики, а он не собирался делить с ней подобный образ жизни.

Однажды вечером моему другу понадобилось задать владельцу квартиры какой-то вопрос. Он подошел к приоткрытой двери его спальни и постучал. Дверь распахнулась, и он увидел любовницу вместе с хозяином в весьма недвусмысленной позе. Девушка плакала, и мой друг решил, будто хозяин над ней издевается. Он сильно переживал, что подобное происходит в доме, где он живет, и задался целью как-то помочь, но не знал, как именно. В растерянности он написал своему бывшему профессору по психологии, которая всю жизнь занималась изучением влияния травмы на человеческую душу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза