Чингисхан. Завоеватель мира

С самого начала стало ясно, что было три кандидата на престол: Кокген, который, вероятно, был утвержден Чингисханом как возможный преемник Угедея[1071]; Ширемун, кого выбрал Угедей; и Гуюк, представленный своей матерью. Минус Коктена заключался в его слабом здоровье. Хотя на Ширемуна возлагались большие надежды, его считали еще слишком молодым для того, чтобы стать во главе могущественной империи. Плано Карпини говорит, что шансы Коктена и Гуюка были сначала равны, но окончательный выбор пал на последнего. Гуюк поставил условие, что будущие Великие Ханы должны выбираться только из членов его семьи[1072].

Инаугурация нового Великого Хана прошла, как сообщает Плано Карпини, 24 августа 1246 года. В соответствии с ритуалом при этом все снимали головные уборы и перебрасывали пояса через плечо. Орду и другой родственник (вероятно, Есу-Мункэ) взяли Гуюка под руки и отвели его к трону. Затем все присутствующие вышли из шатра и преклонили колена, стоя лицом к югу. Джованни да Плано Карпини отказался сделать это, так как не знал, было ли это формой колдовства или жестом преклонения перед Богом или неким другим высшим существом[1073].

Папский нунций

В Европе впервые услышали о Чингисхане в связи с его завоеванием Хорезма. Европейские христиане подумали, что нашли в лице неизвестного завоевателя союзника в их борьбе с мусульманами[1074]. Теперь помимо легенды о Протопресвитере Иоанне, рассказанной крестоносцами на Святой Земле, появились слухи о племенах Центральной Азии, которые приняли христианское несторианство[1075]

. Однако интерес к новому завоевателю начал пропадать после того, как стали известны истории о походах Джебе и Субэдея на Русь в 1221–1222 годах. До второго нашествия на Русь легендарные азиатские варвары не привлекали к себе особого внимания в Европе, но безразличие сменилось страхом, как только монгольская армия продвинулась в глубь Европы и в 1241 году одержала крупную победу при Легнице и Мохи.

Иннокентий IV, ставший папой Римским в 1243 году, не раз показал, что он, как никто другой, достоин папского престола. Новый понтифик решил убедить монголов жить в мире с Европой, обратив их в христианство. Чтобы сделать это, он сначала решил узнать как можно больше об этих неизвестных людях из Средней Азии, обратившись к главам тех стран, что пострадали от их нашествий в 1240–1242 годах[1076]. В частности, он получил много ценных сведений от венгерского короля[1077]. В этом отношении король Бела IV, казалось, был проинформирован лучше остальных европейских монархов: после того как Бату в 1242 году оставил его страну, он продолжал тщательно следить за монгольскими завоеваниями[1078].

В 1243 году папа Иннокентий IV отправил множество посланников к азиатским правителям[1079]. Самыми известными из послов были доминиканцы Андре Лонжюмо и Асцелин Ломбарди, францисканцы Лоренцо Португальский и Джованни дель Плано Карпини. Имеется немного сведений о поездке Лоренцо Португальского[1080]. По разным причинам эти два доминиканца не продвинулись дальше Среднего Востока; в какой именно район Монголии они намеревались прийти или были отправлены, остается неясным[1081].

По возвращении Джованни дель Плано Карпини написал бесценный отчет о своей поездке, неоднократно цитируемый в этой книге. Ему, по-видимому, было дано примерно такое же поручение, как и остальным папским нунциям. Сам он утверждал, что отправился в Монголию по собственной инициативе: «Мы добровольно решили первыми отправиться к татарам[1082]

, поскольку боялись, что в ближайшем будущем с их стороны может появиться угроза для Церкви Бога»[1083]. 16 апреля 1245 года в возрасте 63 лет Джованни дель Плано Карпини покинул Лион. Пожилой монах хорошо знал об опасностях, лишениях и физических мучениях, с которыми он неизбежно столкнется по дороге: «Мы не щадили себя, но пытались выполнить приказ папы римского согласно воле Божьей»[1084].

В письме, которое Иннокентий IV передал с Плано Карпини, папа сказал Великому Хану, что Создатель соединил все земные стихии так, чтобы они жили в мире друге другом. Поэтому папа Римский был потрясен, услышав о разрушениях, которые устраивают монголы; он надеялся, что монгольский хан даст брату Джованни возможность рассказать о Священном Писании[1085]. Письмо было обращено к татарскому правителю и народу; имя сюзерена не упоминалось, поскольку оно не было известно в Европе[1086]. В этом письме, касающемся вопросов политики, папа Римский не убеждал Великого Хана присоединяться к христианскому миру[1087].