— Дитер, позвольте мне назвать еще три причины, почему вы не правы и почему вам необходимо и дальше действовать по плану. Во-первых, «Юэлл» может быстро и без особых затрат урегулировать любой юридический спор. Во-вторых, мы знаем, что все прочие подразделения работают по-настоящему хорошо и это не отразится на текущей цене акций.
Манц все больше злился, подстрекаемый каменным выражением лица Лаутеншюца.
— Ни одна из этих причин не достаточна для того, чтобы оправдать такой риск. Какова третья?
— Третья более частная. В конце прошлой недели я поручил некоему агентству осторожно понаблюдать за Альбертом Остином, чтобы избежать возможных сюрпризов.
— И что же?
— Он провел массу времени у своих юристов в «Макфарланз», и несколько раз его видели вместе с Робертом Куилли, человеком, который задумал первую сделку по «Юэлл». Напрашивается вывод, что «Юэлл» работает над какой-то собственной сделкой. Это может быть объединение с компанией Куилли «Фернивал», а возможно, они планируют совместную операцию по скупке акций некой крупной компании. Так или иначе, «Юэлл» увеличится в размере и проглотить ее будет значительно труднее.
— Меня это не волнует. С поддержкой наших друзей в Цюрихском банке мы справимся, если, конечно, захотим.
До сих пор Роско не поколебал Манца, но самый крупный заряд динамита он приберег на конец.
— Дитер, агентство выяснило кое-что еще. Они не вполне уверены, но вчера вечером, когда Остин и Куилли вместе ужинали, кто-то за соседним столом слышал, что они неоднократно упоминали о Швейцарии. И для «Юэлл», и для «Фернивал» интерес может представлять только одна швейцарская компания — «Бурликон». Я понимаю, вам очень неприятно это слышать, но если вы не начнете завтра скупку акций, то поставите под удар собственную независимость.
Манц бросил Лаутеншюцу какую-то фразу на швейцарском немецком и гневно повернулся к Селларсу:
— Селларс, вы идиот, болван. «Бурликон» неуязвим. На сто процентов… — Он грохнул кулаком по столу. — Я не потерплю, чтобы всякие банкиры меня запугивали. Мне глубоко начхать, ездите вы на «порше» или нет. Господин Лаутеншюц, нам с вами пора в Гштаад.
Роско предпринял последнюю попытку:
— Что бы вы ни думали, Дитер, вы совершаете ошибку. Пожалуйста, поразмыслите хорошенько. Если вы измените решение, мы успеем начать завтра утром, даже если вас лично здесь не будет. Все готово. Просто позвоните нам до восьми тридцати по британскому времени, и мы нажмем кнопку.
Манц встал:
— Мистер Селларс, даже и не надейтесь.
— Просто поразмыслите — вот все, о чем я прошу.
— Хорошо. Если у меня будет что сказать, я позвоню вам завтра около восьми тридцати.
Весь вечер Лен отбивался от настырных вопросов Поппи и с огромным интересом слушал последние известия. То на одном канале, то на другом постоянно передавали сводки новостей, ненавязчиво прерывавшие их разговор. К сожалению, в мире ни шиша не происходило. Инфляция росла, евро падал. В Белом доме пели рождественские песни, в Шотландии ширилась эпидемия гриппа, а особый интерес у репортеров вызывало рискованное рождественское предприятие Гая Бартона. Сегодняшнее заявление, что он продает свою компанию каким-то южноафриканцам, еще больше возбудило СМИ.
Во всех выпусках одни и те же новости. Поппи явно чуяла неладное, и Лен объявил, что его ужасно интересует история Бартона. Так удачно, что он брат их подозреваемого, хотя зачем Лену сто раз смотреть один и тот же репортаж, объяснить было потруднее. Но это все же лучше, чем разыгрывать любопытство к курсу евро.
Мэри Лонг провела день и начало вечера, изучая свои права на случай, если ее привлекут к дисциплинарной ответственности. Она не сомневалась, что Хант тоже подготовился, и не хотела попасть впросак. В восемь вечера она позвонила в бригаду и попросила Уира устроить для нее в девять встречу с Хантом.
На лице Ханта отражалась смесь ярости и холодной злобы. Он сдерживался только потому, что твердил себе, какое огромное удовольствие получит.
— Хорошо, инспектор. Я собираюсь действовать официально. У меня есть целый ряд претензий к вашему поведению, и я намерен рекомендовать, чтобы вас уволили немедля и без выплаты жалованья. Прежде чем я изложу вам мои претензии, вы имеете право…
— Суперинтендант… — Ее голос звучал так сладко и благоразумно, что у Ханта мелькнула мысль, уж не рехнулась ли она, рассчитывая его умаслить. Напрасно старается.
— Я еще не закончил.
— Суперинтендант…
Это начинает действовать на нервы.
— Заткнитесь, инспектор.
— Суперинтендант. Прежде чем продолжать… благоволите взглянуть на этот документ.
— Что это еще за хреновина? — Он выхватил у нее бумагу. По мере чтения лицо его порозовело, покраснело и наконец побагровело.
Голос Мэри Лонг стал холоднее и тверже:
— Это фотокопия, на случай, если вы вздумаете ее уничтожить. Оригинал в очень надежном месте.
Он снова уставился на бумагу, не веря своим глазам.
— Сука. Хитрая, подлая сука.
35
В шесть утра они собрались в офисе «Макфарланз». Никто толком не спал: юристы и Эйнштейн почти всю ночь работали, а Остин и Куилли извелись от нервного напряжения.