– Замечательно, – сказал Энди, передавая ему бумажник обратно. – Просто потрясающе, Альфредо. Рад за тебя. Сколько?
– Один фунт.
– Ну да ладно тебе.
– Я не могу выдавать их бесплатно, Энди, но всего лишь фунт.
На долю секунды Энди почувствовал такой жуткий прилив ярости, что чуть не прижал со всей силы руку Альфредо, полную ложек, к стойке и не сказал, что ему не нужны подачки. Он посмотрел в лицо своего старого школьного друга. Альфредо посмотрел на него в ответ, все еще улыбаясь.
– Спасибо, Фредо, – сказал Энди, – только в следующий раз я должен буду оплатить полную стоимость, или я больше не смогу приходить сюда. А я хочу приходить сюда.
– Договорились, – сказал Фредо, кладя фунтовую монету в кассу. – Я тоже хочу, чтобы ты приходил сюда.
Когда Энди подошел к двери, Альфредо крикнул ему вслед:
– Ты точно не подстрижешь изгородь, как сможешь, Энди?
Он нашел свободную скамейку на торговой площади, которую недавно сделали пешеходной. Рядом загорали два старика. Один из них выглядел так, как будто спит. Как они это выносят – ничего не делать, день за днем, просто высиживая на скамейке?
Итак, что он все-таки будет делать? Он достал мобильный телефон. Сообщение исчезло с экрана. Он подумал, что случилось бы, если бы он просто не ответил. Он мог бы притвориться, что вообще не получил телефон, что он его никогда не включал, так что даже и не знал, что были какие-то сообщения, что…
Ну да, конечно.
Он должен был пойти, вот и все. Он должен был забрать машину завтра в два тридцать. Если он этого не сделает, Ли придет к нему, а потом… Он знал, что потом.
Мишель с какой-то другой женщиной ели сэндвичи и пили сидр из банок, когда он вернулся.
– Ты где шлялся? – сэндвич она ему не предложила.
– Просто гулял.
У женщины была сережка в носу и черные ногти.
– Не туда, куда надо, ты гулял. Тут звонила твоя офицерша по условно-досрочному, знаешь об этом? – Мишель вытерла рот и потянулась через стол за своими сигаретами.
Черт. Он забыл, потому что эти встречи были такой же бесполезной тратой времени, как местный стрип-клуб – пространства. Что дадут ему эти разговоры? Работу? Жилье?
– Что она сказала?
Мишель пожала плечами.
– Позвони ей и узнаешь.
– Ладно.
– Тогда, с твоего позволения, у нас тут женский разговор.
Черные ногти захихикали.
В спальне воняло. Энди широко открыл окно, кинул треники Мэтта на подоконник, чтобы они проветрились, а потом сел на краешек своего спального мешка и стал читать инструкцию к мобильному телефону, пока не запомнил, как писать текстовые сообщения, наизусть.
В Дульчи стояла тишина ровно до половины четвертого, когда заканчивались уроки, и тогда бедлам длился уже до часу ночи. Это было не как в тюрьме, это было хуже. Его сестра относилась к нему не лучше, чем любой надзиратель, и там у него хотя бы была собственная комната. Под кроватью своего племянника он наблюдал серые комья пыли и стопку порножурналов.
Так как можно было это решить? Можно было. Он достал телефон, нашел сообщение во входящих и аккуратно нажал кнопку
«Понял».
Он нажал
Он прикинул, что ему понадобится сорок минут, чтобы, срезав через железнодорожные пути, дойти от Дульчи до Аппрентис-роуд. У него не было будильника, а даже если бы и был, он не стал бы рисковать разбудить Мэтта, так что он лег в двенадцать и просто лежал, закинув руки за голову. Сон ему не грозил, настолько он был на взводе. Рядом с ним беспокойно спал его племянник, который храпел, сопел, что-то бормотал и переворачивался с боку на бок.
Ярко светила луна. Она подсвечивала силуэт Энди и постеры с металлистами и мотоциклами на противоположной стене. Он никогда особенно не любил луну. Он считал ее зловещей и холодной, но сегодня она ему пригодится.
Мобильный лежал у него в кармане.
В один момент он поднялся и тихо обулся. Мэтт завозился и забормотал, но никак не отреагировал. В доме было тихо. Его зять был на работе. Мишель смотрела телевизор вместе с парой банок сидра, еще когда Энди поднимался наверх. Он медленно спустился по лестнице, не производя ни звука, снял с крючка свою куртку и выскользнул за дверь. Замок щелкнул, и он замер. Но он понял, что мог бы со всей силы хлопнуть дверью и никто все равно бы не услышал.
Он пошел по пустым, освещенным луной улицам и через какое-то время понял, что чувствует вовсе не страх или беспокойство, он чувствует возбуждение. Достаточно было того, что он был один, в такой час, на улице, после стольких лет вообще без единого повода для возбуждения… Но было и кое-что еще. Что бы он ни должен был сейчас сделать, это явно было незаконно, хотя он и не знал, до какой степени. Но сам факт, что он снова шел на дело, под покровом ночи, повязанный еще с кем-то, и они были против всего этого спящего мира, будоражил его. Ему не хотелось признаваться в этом даже себе самому.
Тут и там в окнах горел свет. Один раз мимо него проехало такси, и он инстинктивно спрятался в кустах. На пустыре рядом с железнодорожными путями он увидел лисицу, перебежавшую улицу прямо перед ним, с опущенной головой и горящими глазами. Ему нравился запах ночи.