Воины королевы вновь подняли свои алебарды, а люди леди Хантли отступили, защищая свою собственную госпожу. Я причмокнула губами, подзывая Лилид, и она тут же подошла и ткнулась носом мне в ладонь. Я повернулась, чтобы сесть в седло, и тут в низком кустарнике мелькнуло бело-рыжее пятно.
– Стоять, Лилид, – приказала я и снова начала причмокивать. Грязный, худющий охотничий щенок с крапчатыми белыми лапками и рыжими ушами выполз из-под кустов и пополз по траве, почти прижавшись к ней брюшком. Я присела на корточки и протянула к нему руки.
– Иди сюда, малыш.
Он понюхал мои пальцы, поднял голову и посмотрел на меня своими влажными темными глазами. Я завернула его вместе с налипшей на него грязью в синий плащ королевы, и он прижался ко мне, все еще дрожа; его сердечко билось часто-часто. Один из воинов королевы подставил мне сплетенные руки, я ступила на них и, схватив поводья Лилид одной рукой, вскочила в седло.
– Он предназначен для жертвоприношения! – высоким, пронзительным голосом завопила ведьма по имени Битхэг. – Он принесет тебе несчастье! Оставь его тут, не то пожалеешь.
– Никакого несчастья он мне не принесет, – возразила я. – Я вижу здесь сливовое дерево, а оно предвещает преданность, и левкои, означающие ревностное служение, и синюю фиалку, что расцвела позже положенного ей срока – она говорит о верности, не знающей границ. Вот что принесет мне этот пес.
– Ты дура, Марина Лесли, – сказала Элизабет Кит, графиня Хантли. – Мягкосердечная дура. Забирай своего щенка и увидишь, что принесет с собою завтра.
– Конечно заберу, – ответила я. Лилид не нужны были поводья, я могла управлять ею с помощью одних колен. – Я передам королеве ваши слова. И не верьте тому, что ваши ведьмы наговорили вам про завтрашний день.
Щенок оказался мальчиком. Когда его отмыли, он оказался бело-рыжим, с длинными шелковистыми золотисто-рыжими ушами, черным пятнышком на спинке и крапчатыми лапками, так тронувшими мое сердце. Хотя и тощий от голода, он казался достаточно здоровым и, по-видимому, был породистым охотничьим псом. Чтобы другие знали, что у него есть хозяин, я повязала ему на шею голубую ленту до той поры, когда ему изготовят настоящий кожаный ошейник. Уот Кэрни, который, при всем своем немалом росте и грубой наружности, становился ласковым, как какая-нибудь добросердечная старушка, когда речь шла о животных, назвал его Сейли, сказав, что на диалекте его бабушки, уроженки графства Файфшир, это означает «счастливый», а также имеет дополнительные значения: «невинный» и «благословенный» – идеальное имя для невинного создания, спасенного от утопления в священном колодце. Щенка можно было назвать счастливым сразу в двух смыслах: во-первых, ему повезло, что мы с Уотом появились как раз вовремя, чтобы не дать его утопить, а во-вторых, несмотря на угрозы ведьмы, я чувствовала, что он принесет мне удачу.
Я оставила Сейли в конюшне на попечение Уота; он был чистый, сухой, до отвала наевшийся мяса и хлеба, и крепко спал на толстом, теплом одеяле. Потом я привела в порядок себя, стараясь, насколько это было возможно, придать себе опрятный вид – Дженет помогала мне и бранила за безрассудство, – и отправилась к королеве.
Мэри Ливингстон вернулась раньше меня и все еще рассказывала историю про ведьм леди Хантли, священный колодец и про то, как я спасла Сейли. Дамы слушали, затаив дыхание. После того как я сделала королеве реверанс, она немедля велела мне подойти ближе и еще раз рассказать всю историю с самого начала.
– Сестра, думаю, будет лучше, – сказал граф Морэй, сидящий в резном кресле на другом краю комнаты, – если мистрис Ринетт точно перескажет нам то, что леди Хантли говорила о битвах и армиях и о том, что наши воины якобы перейдут на сторону противника.
– Хорошо, – отозвалась королева. – Битон, принесите, пожалуйста, еще вина. Мы оставим разговоры о ведьмах и щенках и серьезно поговорим о войне.
– Ничто из того, что я слышала, не подкреплено фактами, мадам, – сказала я. – Леди Хантли явно очень доверяет повинующимся ей ведьмам, и ее слова о том, что граф Хантли выиграет битву за Эбердин и что королевские войска перейдут на его сторону, основаны только на их видениях.
– Марианетта, а что сказали цветы?
– Там было давно отцветшее сливовое дерево и синяя фиалка, расцветшая много позже положенного ей срока…
Я замолчала. Все виденные мною цветы относились к Сейли. Я не могла вспомнить ни единого цветка, ни единого листка, ни единого стебелька или травинки, которые могли бы сказать мне, сбудутся ли слова леди Хантли и ее ведьм или нет.
А может быть, цветы просто смеялись надо мной, и у их послания был двойной смысл?
– И что это значит? – не унималась королева.
– Сливовое дерево означает преданность, – сказала я. – А синяя фиалка – верность. Думаю, ваши войска останутся верны вам, мадам. Что касается остального – предсказания о том, что граф Хантли отдохнет завтра в Эбердине, – то тут я ничего не могу вам сказать.